Чуток артов

[DariaRise]

Здравствуйте. Я - долбанный фанат и только и могу делать, что артики рисовать. Надеюсь, никто тапками бросаться не будет. Спасибо за внимание

---

[Chieri Akita]

Вот такую майку делала три года назад, подруге на день рождения. Прошу прощения за моблофотки.

---

cosplay

[-Оря-]

Оживляю сообщество и делюсь прекрасным)

Косплееры: hagaren и 流玖
Источник: curecos

---

[Irlee]

Уважаемые сообщники!

Не хотите ли собраться командой и поучаствовать в летней Фандомной Битве, чтобы покреативить по прекрасным работам Каори Юки?

Что думаете по этому поводу?

@темы: объявления

---

Велиал?!Ты ли это?О_о

[Redhead Ladies]

Была я недавно на одной пати готичной,а там увидела одну девушку,которая жутко напомнила мне Велиалушку!Конечно не сказать,что прям на все 100%,но если правильно одеть и сделать шутовской гримм-то точно будет хороший косплей.
Вот выложу фотки,которые наделала в наглую

---

[Токийский Пельмень]

Добрый ночи сообщество. =3
Продаю косплей на Михаэля. Правда только пересылка по Украине. Рост 165-167. С намордничком. По вопросам можно обратится в у-мейл.

Отдам недорого.

---

[Lucien Fleurier]

Делюсь своей пробой на Алексиэль. Фотосет будет летом, как всё выдрочу до конца и буду совсем довольна))

Фото с прошедшего 15 апреля фестиваля Хинодэ
by Haji (vk.com/haji_san)

Буду рада любым желаниям-пожеланиям-советам)

@темы: косплей

---

[Lucien Fleurier]

Воплотили любимое произведение, делимся первой частью работы и своей радостью от проделанной работы.
Приятного просмотра ^_^

Фотограф:  Mokrushina ✪ [MAD.CREATIVE.CHARACTER]
Sarah Mudo -  Lucien Fleurier
Setsuna Mudo-  Каин Черт-Его-Знает

MoaaaaRRRR

+ Бонус

@темы: Косплей

---

Фанфик на Рождество

[Ria Yue]

Название: Гирлянды
Автор: Ria Yue
Бета: отсутствует (и автор всё ещё извиняется за свою возможную безграмотность)
Персонажи: Лили (остальные - спойлер)
Рейтинг: G
Жанр: романс, чуть-чуть ангнст... наверно
Предупреждение: АУ, а для кого-то и ООС

За окном кружился в беспорядочном танце снег. Когда Лили наблюдала за снежинками, они казались ей мягкими и тёплыми, словно перья маленьких ангелочков. И они не падали вниз, а летели вверх, всё выше и выше, унося и её за собой. Хотелось распахнуть окно и выпрыгнуть навстречу этому потоку. Но нельзя. Будет очень странно тому человеку на Земле, на которого она случайно свалится. Проблем потом не оберёшься, даже если и представишься Небесной феей. Хотя сегодня, в канун Рождества, люди на земле наверняка не отказались бы от встречи с чудом. Но даже будучи вдалеке от Земли, в месте, где падающий снег лишь запланированная необходимость, Лили очень хотелось если и не исполнить чьё-то желание, то хотя бы помочь тому сердцу, которому так важна его мечта. Поэтому она, в последний раз взглянув в окно, сжала свою ладошку в кулачок и взялась за прерванное на минуту занятие с новой силой: больничная палата всё ещё была далека от той идеальной чистоты, которой стремилась достичь Лили.

Когда дверь резко распахнулась, Лили от неожиданности прямо подпрыгнула на месте и в ту же секунду улыбнулась, увидев вошедшего.

- О, Лили, так и знал, что ты здесь! – воскликнул Михаэль. В руках Архангел огня нёс большую картонную коробку. Его верный страж и помощник Камаэль, закрыв за собой дверь, положил на стол, где стояла ваза с белыми цветами, принесёнными Лили, похожую коробку, только ещё большую.

- Ой, Михаэль-сама! А Барбиэль-сама строго – настрого запретила мне впускать в палату кого бы то ни было, - быстро заговорила Лили. Прогонять Михаэля ей совсем не хотелось.

- Даже меня? – Михаэль не удивился, отнюдь. Свою коробку он положил поверх коробки Камаэля и обернулся к Лили, как обычно, глядя ей в самые глаза.

- В особенности Вас, - чуть сдавленным тоном произнесла она, но глаз не опустила.

- Понятно, - только и ответил Михаэль. – Как давно Барбиэль повела Рафаэля на процедуры?

- Полчаса назад.

- Ну, тогда нам придётся поторопиться и сделать всё, что мы задумали, до их возвращения. Ты ведь нас прикроешь если что? – Михаэль улыбнулся.

- А что вы задумали? – спросила Лили. Она подбежала к столу и, выглядывая из-за плеча Камаэля, пыталась высмотреть, что там такое интересное делает Михаэль с принесёнными коробками. От страха или неуверенности не осталось и следа – её любопытству проигрывали все иные чувства вчистую.

- М - мм, - загадочно протянул Михаэль. – Всего лишь маленькое чудо… - с этими словами он обернулся. - Та-дам!

Торжественность момента портило то, что Лили совершенно точно не могла определить, что за провода с нанизанными на них шариками Михаэль держал в руках, поэтому того восторга, что горел в глазах Архангела она разделить, к своему глубочайшему сожалению, не могла. И поэтому, пока Михаэль был занят дальнейшим разматыванием загадочных проводов по всей палате, она потянула громилу Камаэля за рукав и шепнула ему на ухо, когда тот опустился рядом с ней на корточки:

- А что это? – заговорщицким шёпотом спросила она.

- Новогодние гирлянды, - насколько возможно тихо ответил Камаэль.

- Правда!? – воскликнула Лили. – А разве у нас такие есть?

- Нет, поэтому нам ненадолго пришлось спуститься в Асию, чтобы их найти, - ответил Михаэль. Разумеется, он всё слышал. – Тебе не кажется это забавным? За чудом мы отправились на Землю.

Камаэль принялся распутывать гирлянду из другой коробки, аккуратно разлаживая её на полу, а Лили обернулась к сидящему на полу Михаэлю, что уже успел каким – то невероятным образом оказаться обмотанным теми гирляндами, что он так старательно распутывал.

- А что такого необычного в них? – спросила Лили. Она внимательно наблюдала за тем, как Михаэль сосредоточенно перебирал каждый сантиметр провода, ползая над ним на коленях. Конечно, Лили и думать забыла про уборку.

- Ничего такого особенного, кроме некоторых воспоминаний, - ответил Михаэль. – Просто однажды мы с Рафаэлем сбежали без разрешения с Небес на Землю. Это было давно и я не помню, чья именно это была идея, моя или его. Но весь день мы прошлялись по какому-то городу. Вокруг нас были люди, весёлые, улыбающиеся, счастливые, а зимний город – ярким и сверкающим. Мы только потом узнали, что люди в этот день праздновали Рождество. Сейчас я уже и не скажу, что именно нас так впечатлило, но на следующий день, уже получив выговор, мы пообещали друг другу, что однажды обязательно отпразднуем Рождество на Земле… - несколько секунд Михаэль молчал, оторвавшись от своего занятия, глядя в окно. Когда Лили стало казаться, что пауза затянулась, а атмосфера в палате сгустилась, Михаэль вдруг фыркнул и, резко отвернувшись от окна, с каким-то непонятным чуть раздражённым выражением, сказал: - Мы думали и ёлку принести, но… как-то не сложилось.

Камаэль позволил себе короткую усмешку – что это значило, Лили могла лишь догадываться.

Она ничего не ответила, ничего не сделала. Она и не знала, что можно было сказать.

- Барбиэль-сама разозлится.

- Безусловно, но мне хочется верить, что она всё же повременит срывать всё это в ту же секунду, как только сюда войдёт, - усмехнулся Михаэль. С тоской и иронией, горькой и неискренней.

Лили лишь поджала губы.

Она всё видела. Как и Камаэль она была пассивным наблюдателем тех перемен, что происходили прямо у неё на глазах с Михаэлем и Барбиэль. Последний год они прожили так, словно времени и не было. Для них, живущих в ожидании, его не существовало. Не было дней, часов, минут, секунд. Были лишь мгновения и вечность, равные друг другу. Словно надежда, время растворилось в воздухе, рассыпалось прахом и осыпалось на их сердца. Это случилось год назад, когда спустя десять лет криогенного сна Рафаэль, наконец, открыл глаза.

Его тело полностью восстановилось, не осталось и следа ни от единого шрама. Но его разум и память не вернулись к нему. Взгляд был пуст, обращён в пустоту. Он не чувствовал и не говорил. Словно потеряв сердце, Рафаэль лишь существовал. Не известно было так же, остались ли у него способности Архангела воздуха. Возможность каких-либо осложнений, связанных с процессом его восстановления, не была предусмотрена. Это был лишь десятилетний сон с полным отключением сознания. Невозможно было нарушение этого процесса. Здесь на Верхних Небесах просто невозможно потерять рассудок. Так говорили. Это закон. Рай не может существовать без законов.

Лили своими собственными глазами видела, как с каждым днём лицо Барбиэль становилось всё более бледным, изнурённым. Поблек блеск её глаз, выцвели волосы, сошёл румянец с лица. Взяв вину за произошедшее на себя, она с самого начала всё взвалила только на свои плечи. Но десять лет она жила в ожидании чуда, десять лет она верила и надеялась. И она сломалась за одно лишь мгновение, продлившееся вечность, когда Рафаэль посмотрел на неё и не увидел её, приоткрыл рот и не произнёс её имени, протянул к ней руку и остановил движение, лишь только взволновав воздух. В ту же секунду Лили почувствовала, как что-то дрогнуло и оборвалось, без звука, без шума, словно этого и не было никогда.

Лили видела, как день за днём меняется Михаэль. Он превратился из мальчишки в мужчину за один лишь год. Он вырос. Короткие огненно-красные вихры заменились длинным жёстким хвостом, в глазах померк сумасшедший огонёк, в один из дней исчезла и вульгарная татуировка с лица. Он изменился. Но по его виду нельзя было сказать о его боли и скорби. Его поступки всё так же были порывисты и неуправляемы, движения - резки и неуловимы, слова – искренни и жёстки. И лишь улыбаться он стал чаще. И улыбка его была не тем звериным оскалом, с которым прежде он бросался в бой. Его улыбка была кроткой, нежной, слишком спокойной. Улыбка, делящаяся не своей радостью, а, скорее, болью. По крайней мере, Лили казалось именно так. Не мог счастливый человек улыбаться так. Не мог улыбающийся так человек быть счастливым. И всё равно, что и не человек он вовсе, а Ангел. И не просто Ангел, а Верховный Главнокомандующий Небесным воинством - Архангел огня Михаэль. Не мог. Но старался. Он каждый день навещал Рафаэля, пока Барбиэль не запретила ему этого. И для этого не было причины, которую Лили могла бы объяснить.

Лили видела, как сходят с ума, при этом сохраняя разум. Но она не видела, чтобы Барбиэль плакала или смеялась, часами сидя перед постелью Рафаэля, держа его за руку. Она не видела, чтобы Михаэль злился, кричал на Барбиэль или своих подчинённых. Двое, они, понимая друг друга без слов, словно бы ненавидели друг друга за это. Поэтому Барбиэль запрещала Михаэлю приходить. Поэтому Михаэль избегал её, всё же приходя. И поэтому Лили понимала и не могла понять одновременно.

- М... Михаэль-сама, - позвала Лили и тут же запнулась, едва открылась дверь.

Барбиэль вошла в палату, толкая перед собой инвалидное кресло, в котором безвольно покоился Рафаэль. Михаэль никак не отреагировал на её появление. Лили видела лишь, как его пальцы на долю секунды застыли над гирляндами. Он не взглянул в сторону вошедших, продолжив перебирать провода, стоя на коленях посреди палаты. За его спиной раздался голос Барбиэль, отдающей указания дежурным: «Нет, помощь не нужна. Можете идти», - сказала она. Лили всегда было горько слышать этот ровный спокойный голос.

- Барбиэль-сама, простите, я... - начала была она, но женщина взмахнула нетерпеливо рукой, закрывая за собой дверь.

- Я вижу, Лили, не пытайся объяснить. Не так просто убедить великого Архангела огня, главнейшего самодура на Небесах, поступать так, как следовало бы, - сказала Барбиэль. И в её голосе прозвучала словно бы даже добрая ирония, с которой она и раньше постоянно приветствовала столь неожиданно появляющегося Михаэля. - Камаэль, помоги мне, пожалуйста.

Михаэль улыбнулся уголками губ, но занятия своего не прервал и в то время, пока Барбиэль и Камаэль укладывали Рафаэля на постель. Он всегда хотел спросить о состоянии Рафаэля, но не мог. Он оставался в неведенье насчёт того, есть ли какие-либо осложнения или же наоборот, улучшения. Он мог лишь делать какие-либо выводы в те редкие секунды, когда встречался взглядом с Барбиэль.

Изменений не было?

Рафаэль был красивой безвольной куклой. Он не говорил, не ел, не делал ничего. Когда он открывал глаза, они смотрели в пустоту. Часто Лили думала, что такова форма смерти на Небесах. Небеса чисты и безгрешны. Здесь нет боли, страданий, и поэтому здесь не может быть смерти в том виде, в котором она есть на Земле. Умирают в мучениях лишь люди. Ангелы же просто погружаются в долгий - долгий, стремящийся к бесконечности, сон. Может ли быть, что Рафаэль вот так... заснул? И не нужно ждать его пробуждения. Но разве мог Рафаэль так легко умереть, оставив тех, кому он дорог? Нет, Рафаэль никогда бы не поступил так! Значит, надежда есть, она обязательно есть!. Нужно лишь подождать. Ещё совсем чуть-чуть, немножко и всё обязательно будет хорошо.

Как же Лили хотелось сказать об этом вслух. Но как она может сказать это тем, для кого мгновение ожидания - это вечность? Не может она произнести такие легкомысленные вещи в глаза Барбиэль или Михаэля. Не может. И потому сжимает маленькие кулачки и остаётся немым созерцателем. Она верит, и этого достаточно. Если эту веру потеряли уже и Михаэль, и Барбиэль, она будет верить и за них тоже. Ей не сложно. Её веры, хранящейся в маленькой ладошке, хватит на всех.

- Лили, - позвала её Барбиэль. - Сегодня ты можешь уйти пораньше – в Асии всё-таки праздник. И, Камаэль, передай, пожалуйста, своему хозяину, который, по всей видимости, намерен меня сегодня игнорировать, что все посетители должны покинуть палаты больных до десяти часов.

- Есть, - только и ответил Камаэль.

Лили посмотрела на Михаэля, что так сосредоточенно перебирал непонятные проводки, затем на Барбиэль, усталую, поджавшую свои бледные губы. Девочка так хотела сказать что-то, а не могла. Как и много раз до этого.

- Барбиэль-сама, вы уже уходите? - спросила она.

- Да. На сегодня всё. Ты уже достаточно поработала сегодня, так что тоже можешь идти.

- Нет, я ещё не закончила уборку, - упрямо ответила Лили. Она смотрела в самые глаза Барбиэль. Она хотела передать с помощью этого взгляда всё то, что держала внутри себя, поделиться своими чувствами, дать понять, что Барбиэь не одинока. Во взгляде той мелькнуло удивление, а после черты её лица смягчились, а губы дрогнули и она улыбнулась.

- Как пожелаешь. До свидания.

Когда дверь за Барбиэль закрылась, Михаэль вздохнул.

- Ну почему же с не так трудно, а? - спросил он и оглянулся на Лили. – Что-то случилось? Застыла как вкопанная.

- ...Она улыбнулась... - тихо сказала Лили, так что Михаэль и не расслышал.

- Что? - переспросил он.

- Барбиэль-сама. Она... - Лили хотела сказать и вдруг заметила, как стоящий за спиною Михаэль Камаэль держит у губ указательный палец. – Н - нет, ничего, - сказала Лили, не отрывая глаз от Камаэля. Тот чуть заметно кивнул и, кажется, улыбнулся. Лили не могла быть уверенной. Всё же она никогда не видела улыбающегося Камаэля ранее.

Михаэль посмотрел по очереди сначала на Лили, потом на Камаэля и зарычал.

- Арг, да ну вас! Камаэль! Ты будешь мне вообще помогать или нет?! И, Лили, или занимайся своим делом, или просто не мешай. Не стой над душой!

Спустя двадцать минут Лили закончила уборку, а ещё сбегала вниз, в буфет, где продавали горячий шоколад и пончики. Всё это время, а ещё полчаса после Михаэль и Камаэль укрепляли гирлянду по периметру палаты. Она оказалась достаточно длинной для того, чтобы её хватило на два оборота по всей комнате вдоль стен и вокруг окна. Когда Михаэль включил её, глаза Лили загорелись всеми цветами радуги. Восторженная, она вскочила с места и как завороженная смотрела на разноцветные огоньки, кружась по комнате.

- Красиво? - спросил Михаэль. Он был доволен проделанной работой. Даже если в общем проделана она была зря, такой искренний восторг хотя бы одного ангелочка того стоит.

- Очень! - ответила Лили. - Это самое настоящее чудо!

- Ты так думаешь?

- Правда-правда! - Лили подскочила к Михаэлю и схватила его за руки. - Вы просто волшебник, Михаэль-сама!

- Ха! - Михаэль подхватил Лили на руки и закружил по комнате. - Нет, я всего-навсего великий и неповторимый, ангел суперзвезда, потрясающий и заставляющий трепетать - Михаэль-сама!

Лили громко звонко смеялась, так, что, кажется, по всему госпиталю должен был быть слышен её голос. Михаэль сам не мог оставаться равнодушным и смеялся вместе с ней. А после, когда сил смеяться уже просто не было, Михаэль чмокнул её в нос и опустил на пол.

- Ладно, засиделись мы тут. Пошли? - спросил он.

Лили и Камаэль кивнули.

…Идя по коридору вслед за молчаливым Архангелом, они знали, что Михаэль сюда ещё вернётся...

* * *

...Ему снилась зима. Огромные хлопья снега беззвучно падали на землю, горя в предпраздничных огнях, заставляя его спутника ворчать и фыркать. В этом сверкающем городе не было времени. Небо, теряющееся где-то высоко - высоко, было тёмным, а улицы, по которым они шли, оживлёнными, сияющими. Разноцветные огни были везде и, казалось, что это они звенели, переливались, смеялись человеческими голосами.
- Красиво, - сказал он.
Его спутник ничего не ответил. Его уже и не было рядом. Вместе с ним исчезли звуки, очертания, остались лишь горящие фонарики и снег, тихо падающие с тёмного неба.

...Он открыл глаза.

* * *

Любой звук, раздающийся в тёмном тихом помещении, подобен взрыву. Рафаэль поспешил снять трубку так не вовремя зазвонившего телефона.

- Рафаэль-сама, вы уже проснулись?

- Если можно так выразиться. Барбиэль, дорогая, я хочу пожаловаться на эту клинику. Здесь совершенно невозможно спокойно отдыхать. Здесь посетители галдят, шумят, смеются как ненормальные, так что и мертвец подскочит. Совершенное безобразие. И куда только смотрит администрация?

- Рафаэль-сама, ваши замечания обязательно будут учтены, но они не имеют никакой силы до тех пор, пока вы снова не будете восстановлены на пост Архангела воздуха.

- А я был с него смещён?

- Вы изволили проваляться в коме одиннадцать лет. Да, у некоторых, занимающих руководящие посты на Небесах, далеко не ангельское терпение. Завтра, а точнее уже сегодня с утра вы должны будете явиться непосредственно на аудиенцию к господину Разиэлю.

- Боже, неужели нельзя обойтись без этого, Разиэль же меня знает. Может, кто-нибудь сходит за меня, а?

- Хмм, вы неисправимы, Рафаэль-сама. И слава всё тому же Богу, что в отличие от вас Разиэль-сама ценит правила и не смешивает работу с личными делами, так что вашей проблемой вам придётся заняться самостоятельно. И, к слову говоря, когда в прошлый раз, вместо вас на приём пришёл достопочтенный Михаэль-сама, он чуть не испепелил всё здание Верховной резиденции. Выводы очевидны, вы так не считаете?

Рафаэль улыбнулся, вздохнул притворно - обиженно.

- Как жестоко Барбиэль, я же только что очнулся.

- Может, вы хотите продлить ваш сон? Он может стать вечным. Есть множество способов.

- Нет, думаю, с этим можно пока и повременить. И так долго ждала.

- Неважно. Теперь это уже не важно.

- Прости.

- Нет, это не вы должны говорить.

- Но теперь всё хорошо. Ты ведь можешь подождать ещё немного?

- Конечно.

- Спасибо. Люблю.

- И я тебя.

Когда в трубке зазвучали на одной бездушной ноте монотонные гудки, Рафаэль положил её и оглянулся. Его палата горела ярким светом праздничных фонариков, а за окном шёл крупный сияющий снег. Эта потрясающая красота, казалось, принадлежала не Небесам. Что-то совершенно фантастическое и неописуемое. Рафаэль знал лишь одного, кому под силу было сделать нечто подобное.

Михаэль был здесь. Он спал, сложив руки у края постели Рафаэля и положив на них голову. Кто-то укрыл его плечи одеялом. Рафаэль не видел его одиннадцать лет, но не мог ни с кем перепутать, пусть его друг и изменился так сильно. Изменился? Да едва ли. Рафаэль сел на кровати и поближе наклонил голову к Михаэлю, заглядывая в его лицо. Пусть веки закрывали его глаза, но он знал, что за ними прячется всё тот же упрямый, уверенный взгляд. А свет разноцветных огней делал лицо Михаэля мягче, нежнее, напоминая о тех чертах детскости, что исчезли, но лишь физически. Он не мог измениться.

Рафаэль поднялся, неслышно на цыпочках прошёл по холодному полу. После долгого отсутствия практики, движения его были слишком резки, Рафаэлю с трудом удавалось управлять ими. Он вдруг почувствовал ужасную слабость по всему телу. А ещё голод. Он оглянулся. На столе стоял термос, а ещё тарелка с пончиками.

- Как кстати, - тихо сказал Рафаэль, мысленно поблагодарив кого-то за проявленную заботу.

Он сел у окна, наслаждаясь танцем снега в сиянии уличных фонарей. Аллея внизу так же была увешена гирляндами. С припорошенной снегом дороги быстро исчезали две пары чужих следов. Шоколад, ещё тёплый, и пончики казались сказочно вкусными, и Рафаэлю хотелось улыбаться. Просто так, хотя причин было очень много. Но приятнее улыбаться, не думая о причинах.

Тишина нарушилась тихим шорохом. Архангел огня потянулся, так что упало одеяло, протёр заспанные глаза и только после увидел его, Рафаэля, так беззастенчиво улыбающегося и жующего пончик. Придушить. Нет, сначала сказать, какой он всё-таки гад, а потом придушить. А уже после можно и сказать, что-то банальное, вроде «с возвращением». Но сначала первый пункт. Но эмоций слишком много. Они нахлынули на него единым потоком, так что невозможным было подобрать нужные слова, что были бы наиболее уместны в таком случае.

- Долго же ты спал, Миха-тян, - усмехнулся Рафаэль. - Я уж подумал, что придётся без тебя всё съесть.

- Т-ты..! - на большее Михаэля не хватило. Он остался сидеть на стуле перед кроватью, а голову так и уронил на вытянутые руки. Наверное, он смеялся в одело, а, может, плакал - не разобрать, да Рафаэль и не стремился.

- Я рад тебя видеть, - сказал Рафаэль.

- Да чёрта с два ты услышишь от меня тоже самое! - раздражённо бросил Михаэль приподнимая голову. - Сначала я тебя всё-таки стукну. Тоже мне, спящая красавица нашлась!

- Ты и вправду не изменился. Всё так же делаешь всё с огоньком, - засмеялся Рафаэль, кивая на гирлянды. – Я думал, что мне это только приснилось, но когда убедился в том, что сон оказался реальностью очень сильно удивился

- Когда мы спускались на Землю в тот раз, помнишь? Тебе понравились гирлянды, и поэтому я притащил такие же сюда.

Рафаэль улыбнулся. Он посмотрел вниз, туда, где сияли украшенные гирляндами деревья и сказал:

- Наверно, огни, горящие на небесах, с Земли кажутся звёздами. А ведь это не гирлянды горят…

- М-да, ты слишком долго спал, Ра-фи-кун, раз говоришь подобную чушь., - протянул Михаэль усмехнувшись.

- Я ещё не проснулся, Миха-тян. Мне кажется, что я ещё сплю, - произнёс Рафаэль тихо.

Этот свет… Свет, что дарят те, кто так дороги ему. Свет сердец, что осветил ему дорогу домой.

Это было его маленькое чудо.

@темы: fanfiction

---

[Седая Верба]

Жё не манш па сис жур, господа, помогите!
Нижайше просим-с! Если у кого внезапно завалялись картинки с Войсом и Нойз - будьте добреньки, подайте на пропитание!

---

[Mono Abel]

Продаётся косплей.

Lucifer(Angel Sanctuary)
Продается: плащ, жилет(распиратор +крыло), меч. 42 размер, г.Уфа
Пересылка в любой город. Все вопросы о цене и прочем сюда - vk.com/id69492321

---

Мой клип по Росиэль/Алексиэль

[Sin-chan]

@темы: манга, Алексиэль, Росиэль

---

Настроеньческое. Летнее

[Ria Yue]

Название: "Come as ... I want you to be"
Автор:  Ria Yue
Бета: отсутствует
Персонажи: Кира Сакуйя, Като Юи
Рейтинг: РG-13
Жанр: общий
Предупреждение: вероятно, АУ
От автора: Каори-сан однажды писала, что Като мог бы играть в какой-нибудь группе. А почему бы и нет? А песни "Нирваны" уже давно ассоциируется у меня с этим героем
- Семпай, - позвал Като.

- Ммм, - промычал в ответ Кира.

- Кира-а - семпай! – вновь, но уже настойчивей позвал Като.

- Ммм? - громче провыл в ответ Кира. Он уже и после первого раза готов был выслушать, что такого важного хотел сказать ему его кохай, но тот, видимо, решил удостовериться в том, что Кира в действительности его слушает, а не только делает вид.

- Ты в «Дыру» придёшь в эту субботу? - спросил Като.

Сакуйя, прерывая чтение «жёлтого» журнальчика, прикрыл глаза.

«Сегодня пятница. И уже вечер. Значит «эта суббота» уже совсем скоро», - из-за жары мысли в голове текли медленно и неохотно. Распахнутые настежь окна не помогали. Кажется, даже напротив, лишь усугубляли, впуская внутрь жар горячего города.

- Что я там забыл в эту субботу? - безучастно произнёс Кира, всё ещё лежа с закрытыми глазами на диване, помахивая у лица раскрытым журналом. Коэффициент полезного действия от подобного был минимален. Но за отсутствием других вариантов приходилось довольствоваться тем, что бог послал.

«Что б его».

Ответил Кира, казалось бы, совершенно равнодушным тоном, с тем присущим только ему особенным пофигизмом. Но Като точно слышал непроизнесённое: «Отстань от меня, никуда я в такую жару не попрусь. Тем более в ту вонючую нору». В общем, смысла продолжать дискуссию на эту тему не было. Като вздохнул. А что он, собственно, ожидал услышать? Он и не надеялся на другую реакцию. Ну, разве что чуть-чуть. Совсем немножко, самую капельку, в глубине души он позволил себе надеяться на возможность проявление со стороны Киры чуть больше энтузиазма. Ну а что Като теряет от отказа Киры? Ничего.

- Да так, - ответил Като и продолжил заниматься созерцанием потолка. Он сидел на полу их неизменной квартирки, привалившись спиной к дивану у головы Киры. У его ног уже собралась приличная горстка рваной бумаги. Так Кира и Като развлекались, пытаясь отвлечься от жары: Кира читал журнал, ехидно посмеиваясь, и особо понравившиеся статьи давал Като, вырывая из журнала листы. В свою очередь Юи, едва удостоив взглядом заголовок, разрывал глянцевую страничку на много маленьких.

«Может, сохранить. Буду составлять кому-нибудь угрожающие письма из сохранившихся буковок», - подумал он.

- Если бы было «да так», ты бы не спрашивал, - проявил Кира заинтересованность. Искоса из - под очков он посмотрел на Като.

- Да так, - повторил Като. И печально вздохнул, что аж сердце защемило... Защемило бы у кого угодно другого, только не у Киры. Сакуйя знал наизусть весь тот небогатый набор привычек Юи, которые тот использовал, чтобы заинтересовать, заставить проявить участие. Детские трюки. Хотя, кажется, в этот раз вздох получился непроизвольно. Подтверждая догадку Киры, Юи вздохнул снова. Сакуйя свесился с дивана, заглядывая в лицо Като. Взгляд последнего оставался безучастным. Он и Киру, кажется, не заметил. Так, тень какая-то сбоку нависла.

- Занятно, - тихо произнёс вслух Кира. Лицо у Като было такое потерянно - отрешённое, он смотрел в пустоту, не отрывая глаз. Кира попытался проследить за его взглядом, и уставился в ту точку, куда предположительно смотрел Като. В это время Юи глянул украдкой на Киру, сглотнул и тут же отвёл глаза, когда Сакуйя вновь вперился взглядом в его профиль. - Като, - интимным шёпотом произнёс он. Куда уж Юи было до того, чтобы уметь скрыть от него свой взгляд. Като встрепенулся, вздрогнул от неожиданности и повернул лицо к Кире, большими удивленными глазами уставившись на него. Губы у него пересохли, и он нервно облизнул их. За ту секунду, что он пытался придать своему лицу вновь отсутствующее выражение, Кира застал его врасплох и теперь пристально смотрел на него, низко-низко наклонив к нему своё лицо и едва заметно улыбаясь. Сакуйя до последнего момента сам не знал, зачем так делать, пока не увидел лицо Като.

- Като, - позвал Кира. Его дыхание щекотало Като лицо. Несмотря на жару, Юи похолодел. Кира улыбнулся шире. - Я сейчас не сдержусь… и откушу тебе нос.

С этими словами Кира отпрянул и громко засмеялся, прикрывая лицо журналом.

- Боже, Юи-тян, что за лицо! Умора!

- Придурок, - фыркнул Като и обижено отвернулся. По большому счёту нужно было подняться, взять подушку с кровати и хотя бы предпринять попытку сладкой мести. Но почему-то Като склонялся к иному действию: задушить подушкой самого себя. Опять как дурак позволил Кире шутить над собой. Что б его! Наименее приятными были последствия его непонятных шуток. Като никак не мог решить, злиться ему или смущаться. Нормальный парень давно бы врезал Кире по морде с криком «Ты что больной!?». Като так не делал. Он знал, что Кира, вне зависимости от ситуации никогда не чувствующий себя виноватым, обязательно даст сдачи. За первым ударом последует второй и так далее, смотря насколько хорошее у семпая настроение. А тут ещё и жара, так что даже мысль о каком-то трудном физическом действии или взаимодействии с другими телами, сопровождающимся выделением тепла, утомляла. И думая так, Като приходил к тупику в своих рассуждениях, никак не способный прийти к соглашению с самим собой. Из всего этого выходило, что Като или рационально рассуждающий человек или ненормальный.

Отсмеявшись, Кира отнял журнал от лица и поправил очки. Серьёзным тоном, за которым сквозил всё тот же заразительный смех, он обратился к Като.

- И всё - таки, почему ты вдруг спросил об этом? Что там в субботу, - примирительно вопросил он, а глаза всё ещё блестели насмешливо. Като скрипнул зубами и, не оборачиваясь, пробурчал, продолжая злиться:

- «Мономания» выступает.

«Не знаю таких», - подумал Кира, даже не пытаясь вспомнить.

- И что? Это должно было меня заинтересовать что ли? - разочарованно протянул Кира. Разочарованно и непонимающе. В самом деле, в этом, что ли, причина? Верится с трудом.

- Нет, ну...

- Ммм? - Кира выгнул бровь. Он сжалился, и дабы не смущать Като, больше к нему не наклонялся, а смотрел в светлый, выцветший на солнце затылок. Это нервировало Като ещё больше. Ему казалось, что у него из головы уже пар валит как из чайника. Да, не стоит в такую жару столько думать.

- Ну... просто у одного из их участников какие-то личные обстоятельства, он выступить не может. Ну… и ребята из группы, я ж их знаю, попросили меня его заменить, - с неохотой проговорил Като.

- Ммм... - вновь повторил Кира, но услышав тихое шипение со стороны Като, поспешил исправиться. С искренним изумлением он спросил: - Да ну! Ты что петь будешь?

Услышав в голосе Киры не искренне удивление, а искреннюю насмешку, Като раздражённо обернулся и стукнул рукой по дивану, вспылив:

- Блин, семпай! Да что вы издеваетесь!? И не петь я буду, а играть на гитаре.

Когда Като злился, он начинал обращаться к Кире на вы. Подобное Сакуйю очень занимало.

«Тише, Юи-тян, не бушуй», - хотел сказать Кира, но передумал.

- А, прости. Ты умеешь играть на гитаре, а я и не знал. Ты никогда об этом не рассказывал.

- А ты не спрашивал, - в ответ Като хотел огрызнуться, но не получилось. Когда Кира прекращал иронизировать и выставлять его дураком, Като быстро остывал. - Сестра научила.

Кира не стал ничего комментировать. Единственные немногочисленные хорошие воспоминания о семье все были связаны у Като с сестрой. У Киры их и вовсе не было. Возможно, во время лирического его настроения подобное осознание могло бы Киру расстроить, но не сегодня.

- Так ты хочешь, чтобы я пришёл посмотреть на то, как ты будешь играть? - спросил Кира и на его лицо медленно начала наплывать прежнее ехидное выражение. Чтобы его не видеть и не соблазняться от желания всё же своего семпая придушить, Като отвернулся снова.

- Я просто так сказал, без особой причины, - ответил он.

- Конечно, как скажешь. Нет ни малейшей причины в этом сомневаться, - усмехнулся Кира, но с дальнейшими насмешками решил пока повременить. Уж возможность поиздеваться над Като у него непременно появится ещё не раз. - И что же, ты просто так согласился играть?

- Да. За выступление им же пока не платят, играют они чисто на голом энтузиазме…

«И траве», - стоило добавить, если уж быть честным, но Като вовремя прикусил себе язык. Вряд ли Кира обрадуется, когда услышит о том, что Като до выступления получит чисто символическую плату за труды в размере крошечного пакетика «какой-нибудь дряни». У него уже давно кончились деньги, а зажаренные под палящим солнцем нервы хотелось чем-нибудь встряхнуть.

Впрочем, со своей стороны Кира предполагал нечто подобное, потому к резко оборванному Като предложению он отнёсся сначала с подозрением, а после недолгих раздумий плюнул: не ему Като учить уму - разуму. В голове пронеслась мысль прийти на концерт только ради того, чтобы Като проконтролировать, как бы тот чего-нибудь не учудил. Кира вернулся к изрядно похудевшему за время общения с парнями журналу и, бесцельно пролистав пару страничек, зацепившись за фотографию какой-то девушки, вдруг неожиданно для самого себя сказал:

- А девушки любят гитаристов...

Като фыркнул.

- Какие там, в «Дыре», девушки, семпай? - Ага, девушки. В полуоткрытых топах и максимально коротких юбках, ученицы средней школы, представляющиеся старшеклассницами. - Было бы там на что смотреть.

- Вот как? А, по-моему, в прошлый раз тебя это не смущало, - раздался резкие звук рвущейся бумаги и на ноги Като одиноко слетел чуть смятый очередной журнальный листок. Оценив формы изображенной на нём какой-то безродной теннисистки, Като принялся рвать листок на клочки. Симпатичную спортсменку ожидала участь ранее попавших в руки Като поп-звёзд, политиков, комедиантов, дорогих машин, шикарных многозвёздочных отелей и особняков в Америке – Юи всё превращал в бессмысленный мусор.

Проследив за тем, как Като разрывает девушку - теннисистку на куски, Кира даже как-то успокоился. Вот уж он не думал, что то, как Като рвёт бумагу, может действовать на него успокаивающе. Он словно бы и хотел разозлиться, но успокоился, глядя на Юи.

- Ты о чём, семпай?

- Не бери в голову.

Но Кира не знал, что Като, просто по своему определению как человек, не мог не брать в голову то, что говорил Кира. Особенно то, что говорил невпопад. Особенно то, что находилось под ярлыком «не бери в голову». Като глубоко задумался. В прошлый раз... Что за прошлый раз упомянул семпай? Прошлый раз, когда они были в норе? Что ж там было... А, девушка была. Точно была. Такая крашеная с чёрными короткими волосами, в мини платье, едва держащемуся на тончайших бретельках и едва прикрывающее ягодицы... Помнится, что белья на девушке не было, что лишь избавило Като от лишней мороки. Он не спрашивал её имени, как и она его... В общем, во всём - то она была хороша, только стонала слишком, как показалось Като, громко. А кончая, назвала его каким-то чужим именем. Она так и заснула на заднем сиденье машины оного знакомого Като, у которого тот одолжил ключи. Сам он ушёл не прощаясь. Пытался найти Киру, но безрезультатно.

Что же Кира вдруг об этом вспомнил. Злится? Или тут возможны варианты и стоит уточнить, на что именно он злится. Спросить? Дохлый номер. Кира уже успел обо всём забыть и вновь углубиться в ознакомление с жёлтой прессой. К слову, журнал Като со скуки стащил прямо с прилавка, из - под носа ни о чём не подозревающего продавца.

Като вздохнул и решил пока об этом не забывать, но оставить процесс обмозгования полученной информации на потом. Сейчас его вдруг забеспокоил другой вопрос. Точнее всё тот же, с которого всё началось.

- Кира, так ты не придёшь? - спросил он прямо, не уточняя больше «зачем».

Кира промолчал, не ответил, и своим молчанием продолжал нервировать Като, пока тот не ушёл. Куда ушёл, он не счёл нужным говорить. Хотя, Кира ведь и не спрашивал. Но то было странно, ведь идти Като было некуда.

«Обиделся», - подумал Кира.

Наверняка, так оно и было. Юи-тян ранимая душа. Опять сейчас пойдёт побираться по тёмным переулкам в поисках проблем на свою тощую задницу. Это так в его духе. Вот есть же люди, которым к лицу тёмные грязные переулки. Като один из них. Единственный знакомый Киры, относящийся к этой категории людей. Но, оказывается, Кира многого ещё не знал о своём кохае.

«Гитара, ну надо же».

Кира играть на гитаре не умел, Хотя давно хотел научиться. Его отец в молодости тоже играл. Когда Кира ещё не был таким проблемным ребёнком, отец пообещал однажды научить его играть. Но тому обещанию не судьба быть исполненным. Не то чтобы Киру это расстраивало, но немного нервировало.

Что у нас сегодня? А сегодня у нас пятница. Восемь часов вечера. В распахнутые окна вместо удушливого жара влетал приятно холодящий кожу ветерок. Гора разорванной бумаги разметалась по полу. Ночь обещала быть холодной.

- Так уж и быть, Като. Но только ради того, чтобы у меня появился ещё повод над тобой посмеяться.

* * *

Весь день Кира провёл в одиночестве. Когда утром Като не вернулся «на квартиру», Кира решил что делать без него всё равно нечего и отправился домой. Кира был готов получить очередную взбучку, но отца дома не застал. И в течение дня он не появился. Значит, уехал снова в какую-нибудь командировку. Куда уж Кире знать наверняка. Он великолепно справлялся с ролью нерадивого сына.

Так он слонялся по квартире без дела, пока не сел читать первую попавшуюся книгу. В процессе чтения он заснул. Он не знал, сколько часов провёл в бессознательном состоянии. Он спал, и ему снилась жара, раскалённая добела пустыня. Он всё шёл по ней и шёл, пока не наткнулся на камень. На камне стоял будильник, который вдруг оглушительно зазвенел. И Кира проснулся. Было уже десять вечера. В зале за стеной раздавались чьи-то голоса и смех. Телевизор.

«Значит, отец вернулся».

Кира, потянувшись, и протирая заспанные глаза, заметил, что очки с него сняли. Они аккуратно лежали на прикроватной тумбочке рядом с книгой. Кира усмехнулся. Все дети во сне ангелы.

Переодевшись, он прошёл мимо гостиной в ванную, а после на кухню. Выпив воды и прихватив с собой яблоко, Кира направился к выходу, ни разу не посмотрев в сторону отца. И тот ничего не говорил ему. Это было странно, так что у двери, уже обувшись, Кира обернулся. Его отец спал, уронив пульт от телевизора на пол, запрокинув голову на спинку дивана, совсем как сын. Сакуйя задержался немного, держась за ручку двери и думая, стоит ли накрыть старика одеялом или выключить телевизор. Неприятная сложится ситуация, если он вдруг проснётся. Как потом ему доказывать, что ты бесчувственная скотина. Кира усмехнулся, тихо открыв дверь и выскользнув на улицу.

«Как всё-таки трудно бывает претворяться».

* * *

«Дыра» была одним из тех забытых в трущобах Токио клубом, где постоянно собиралась молодёжь. Глядя на неё стороны, Кире хотелось добавить, что молодёжь была сплошь сомнительная. Но ища место, где можно хорошенько раскрасить свою жизнь и внести в неё много всего нового плохого, этот бар был очень приличным местом. С него же началось знакомство Киры со многими из тех, кого он сейчас может назвать своими знакомыми. Вот, к примеру, знакомый бармен, не спрашивая, подал ему стакан минералки, по давно сложившейся привычке предшествующий бутылке пива, едва только Кира подошёл. В ответ Сакуйя лишь кивнул: некогда было мастеру разговаривать, а Кире не очень то и хотелось. Он разглядывал окружающих с равнодушным видом. Нарваться на кого-то из знакомых сегодня не хотелось. Вообще не хотелось, чтобы кто-нибудь его заметил. Для этого, конечно, стоило стать где-нибудь в тени у стенки, но её уже вовсю облюбовали выжидающие девицы. Парочка из их уже косила недобрым взглядом в сторону Киры, так что последнему, вместо того чтобы соблазнительно улыбнуться в ответ и подмигнуть (этого обычно было достаточно) хотелось плюнуть и пожелать, чтобы глаза его их не видели. Но это бы явно расстроило кого-то менее удовлетворённого в плотских утехах, нежели Кира. Пришлось отказаться от желания тихо подпереть стеночку, не отсвечивая. А если какая-нибудь барышня проявит настойчивость, всегда можно прикинуться геем или смертельно больным. Като однажды рассмеялся над этим. «А разница?» - спросил он. В тот момент у Сакуйи и мысли не возникло поразмышлять над подобным утверждением. Юи-тян всё равно дурак, он водится с дурью и всё что он говорит плоды последнего, то есть дурость. О чём тут вообще можно думать?

Какая-то группа, ничем не примечательная, вышла на сцену и под жестокий гитарный бас её вокалист начал петь нечто невразумительное. Кира не слушал. Точнее прислушивался лишь краем уха, боясь ненароком пропустить то, зачем он сюда и пришёл. С ним такое бывало, что задумываясь о чём-то очень сильно, он мог какой угодно по звуковой частоте раздражитель проигнорировать. Правда, один конкретный всё же не давал ему покоя. Чтобы ему отомстить Кира и пришёл. Он пришёл посмотреть на выступление группы, в которой Като заменяет отсутствующего по каким-то личным причинам гитариста. Так Юи сказал. И всё равно Кире было трудно в это поверить. Так что пришёл он сюда не столько из–за того, что Юи его попросил, а сколько из-за гложущего его заскучавшую душонку любопытства.

Но его немного злило то, что никого из тех, кто был бы участниками музыкальной гаражной группы под названием «Мономания», он не знал. Группа, с которой собирался выступать Като, была лишь только его знакомыми. А ко всем знакомым Като, о которых Кира не знал, Сакуйя относился с подозрением и пренебрежением. По некоторым причинам он не любил их всех заочно, даже не имея ни разу с ними дела.

Когда жёсткие металлические вопли, наконец, прекратились, и выступавшая группа покинула сцену, краем уха Кира услышал:

- О, сейчас «Мономания» выйдет.

- А разве у них гитарист не загремел в больницу с передозировкой?

- Ну, к этому выступлению они себе замену нашли. Как дальше будут, не знаю… Жалко, хорошие ведь парни.

На том разговор о группе себя исчерпал, Кире просто надоело прислушиваться. Гомон толпы действовал на нервы. И когда только он успел от него отвыкнуть.

Кира занял освободившееся место у барной стойки, обернулся к сцене. Из-за кулис под одинокие хлопки с разных концов зала на неё вышли трое парней. Один сразу же скрылся за барабанной установкой, второй невысокий коротковолосый парень встал у микрофона, держа в руках бас - гитару, а третьим был гитарист Като. В свете ламп его светлые спутанные волосы казались почти что белыми, та же чёрная майка, короткие штаны и кеды - каким вчера он ушёл, таким сегодня вышел на сцену. Но была одна изменившаяся деталь, на которую Кира обратил внимание: перевязанные пластырем пальцы. На мгновение Като поднял лицо, взглянув в зал, словно ощутив на себе чужой взгляд, а после обернулся к вокалисту. Тот кивнул. Като, тронул рукой струны гитары и начал играть. Спустя несколько секунд вступил и барабанщик. Толпа, услышав мелодию, завыла. Мелодия казалась Кире смутно знакомой, но он узнал песню, лишь когда парень у микрофона начал петь:

- «Come as you are, as you were, аs I want you to be…»

«Приди таким, какой ты есть», - это была «Нирвана». На секунду Кира почувствовал себя обманутым. Он почему – то ожидал услышать и увидеть нечто иное. Но, по всей видимости, «Мономания» было группой, исполняющей кавер - версии песен «Нирваны». И исполнение их было средненьким, но ничего другого ожидать от малоизвестной гаражной группы не следовало. Впрочем, если её не знал Кира, это не значило, что она была непопулярной. Кажется, окружающим, собравшейся сомнительной молодёжи они нравились.

Кира продолжал в пол уха прислушиваться к пению, но смотрел он только на Като, подперев голову рукой. На какое-то мгновение он перестал его видеть, вместо этого он услышал слова:

- «I'm not like them, but I can pretend. The sun is gone, but I have a light. The day is done, but I'm having fun… I think I'm dumb, or maybe just happy…»

Это была уже другая песня. Её слова зазвучали с вновь появившимся перед глазами Киры Като. Он играл, уверенно перебирая струны, хотя мелодия выходила тихой и монотонной. Он не сопровождал музыкой слова. Почему-то Кире казалось, что это слова фон для его игры, для него самого. Таким ярким и точным показалось сравнение, схожесть текста и самого Като. Играя сейчас, думает ли он, как и Кира, об этом? Даёт ли себе отчёт в том, насколько естественной кажется его игра. Или же это всё воображение одного только Киры?

Кроме него и Като в зале больше никого не было. И пел песню не парень у микрофона, а сам Като:

- «I'm so happy because today, I've found my friends - they're in my head. I'm so ugly, but that's okay, cause so are you. We've broken our mirrors. Sunday morning is everyday for all I care. And I'm not scared, Light my candles in a daze, Cause I've found god…»

Такой живой, такой настоящий, такой, каким я тебя никогда не видел раньше…

…«Мономания» исполняла последнюю песню. «Smells Like Teen Spirit». Тогда Кира, расплатившись, быстро покинул бар. Ему пришлось пробираться мимо распалившихся танцующих людей, подхваченных безумием звучащей более тяжело чем оригинал песни. Оказавшись на улице, он вдохнул так глубоко, как только мог. Его словно из моря выбросило на берег. Когда Кира сбросил с себя оцепенение, жара, гомон, людской поток - всё с новой силой ударило в него. Ему требовалась разрядка. Вдохнув в лёгкие свежий воздух, Кира с облегчением выдохнул и неожиданно для самого себя рассмеялся. Откашливаясь от смеха, он пытался сопоставить два образа одного Като в один. Справившись с кашлем, он не переставал хихикать. Такое воображение иметь опасно.

«Да, не ожидал. Совсем не ожидал».

Не замечая ничего вокруг, Кира побрёл прочь от норы, свернув в один из переулков. Он шёл бесцельно, пиная едва различимые в тусклом освещении из чужих окон, где ещё не спали, камни, попадающие под ноги, без единой мысли в голове. Но в ней непроизвольно возникали яркие картинки, где на маленькой освещённой сцене выступала группа, где Като, яркий, будоражащий, пульсирующий, словно живой источник, играл на гитаре и весело подпевал в микрофон на припеве. Кира улыбался и тихо мычал под нос запомнившийся мотив. Потому он и не сразу разобрал соответствующие напеваемому им мотиву слова, раздавшиеся за его спиной:

- «I love you, I'm not gonna crack!»

Кира обернулся, только для того, чтобы убедиться в том, что не знающий английского языка обладатель сильно фальшивящего голоса является именно тем, кого Кира ни с кем не мог перепутать. К нему бежал Като, каждый шаг которого сопровождался тихим недовольным бренчанием. Через плечо был перекинут ремень гитары. Остановившись перед Кирой, Като опустил свои руки ему на плечи и, низко склонив лицо, тяжело дышал. Видимо, он от самой «Дыры» бежал вслед за внезапно исчезнувшим Кирой.

Сакуйя ничего не говорил, он слишком странно себя чувствовал, чтобы быть неспособным даже язвить. Но без этого он бы не был собой.

- М-да, Като-кун, слава богу, что ты не пел.

Като его и не услышал. А когда, наконец, отдышавшись, поднял лицо и с безумной улыбкой посмотрел на него, Кира вовсе потерял всякую возможность говорить.

- Ну как..?

Неоднозначный вопрос, но Кира понимал, что именно Юи имеет в виду. Он как счастливый школьник стоит перед Кирой, ожидая от него похвалы. Вот сейчас его семпай улыбнётся и даст ему конфетку.

- Хм, тебе нужно ещё работать и работать, чтобы я тебя похвалил. Но, в общем, ничего так... ничего особенного, разумеется, - сказал Кира, с нескрываемым злорадством наблюдая, как улыбка Като тускнеет. Юи и правда чуть помрачнел, но совсем чуть-чуть, что стало для Сакуйи неприятной неожиданностью. Чувствуя небывалый прилив сил, он мог даже сопротивляться Кире, при этом имея даже основания надеяться в этом деле на успех.

Не говоря больше ничего, плечом к плечу они шли по улице. Кира вспомнил о том, что у него есть сигареты и, остановившись под одним из фонарей, он принялся искать их по карманам. Пачку он нашёл, но зажигалки нигде не оказалось. Фыркнув, он пошёл дальше, сжимал сигарету между зубами, жалея её выбросить.

- Семпай, поделитесь сигареткой, а я вам зажигалку дам.

Кира посмотрел на Като.

- Вообще-то, это моя зажигалка, - сказал он, указывая пальцем на продемонстрированный Като предмет. – Как только она постоянно оказывается у тебя?

- Так поделитесь? – Като на вопрос Киры не ответил. – Согласись, что зажигалка без сигареты ни к чему.

- Хмм, не скажи. С зажигалкой ты что-нибудь ещё можешь сделать, но что я буду делать с сигаретой? – усмехнулся Кира, передавая Като сигаретку.

Они закурили одновременно от одного огонька. Как обычно и бывает: Като зажёг, Кира потянулся, а Юи не захотел уступать.

Небо над головой было тёмным, усыпанным яркими звёздами. Редко можно было увидеть такое чистое звёздное небо. И ветер прохладный. И никого вокруг. Днём кажется, что такого не бывает. Днём многие вещи кажутся фантастическими, нереальными, не существующими. Ночью же они превращаются в реальность. А наутро - в сон.

- Вы не сыграли мою любимую песню, - произнёс вдруг Кира.

- Какую?

- «Человек, продавший мир».

- В следующий раз.

- Ммм?

- Не в последний же раз играю, - усмехнулся Като.

- Нет уж, лучше я сам себе её спою… И… Научишь меня играть на гитаре?

@темы: anfiction

---

[demiange]

АААААА!!!!! Ребята, смотрим, смотрим: www.youtube.com/watch?v=gUIYASrXpjI

На мой вкус, одно из лучших ММВ по Обители в целом и лучшее ММВ по линии Росиэля в отдельности.

---

Настроеньческое. Весеннее

[Ria Yue]

Вроде как выкладывать не собиралась, но на соо так давно не было обновлений, что я всё - таки решилась

Название: пока не придумалось
Автор:  RiaYue
Бета: отсутствует (и это заметно)
Персонажи: Като Юи, Кира Сакуйа
Рейтинг: G (?)
Жанр: безжанровый бред? (нет, ну правда, не могу определить)
Предупреждения: на этот раз безбожное ООС - позитивное влияние весны. АУ
От автора: продолжение рассуждений о том, чего не было (или того, что осталось за кадром)
Он никогда не стремился стать для кого – то особенным. Более того, он не хотел привязывать к себе и быть связанным чужими ожиданиями, чувствами. Только не в этой жизни. И, нет, Кира всегда сдерживал свои обещания. И он не повторял своих ошибок, никогда. Он просто делал новые. На том и строится жизненный опыт… Что за удивительная очаровательная чушь! И откуда взялась она в голове Киры? А, ну - да, ну – да, наверняка кладезь премудрости, Като Юи, причина возникновения столь абсурдной мысли. Что-то он такое говорил, философ скуренной травы.

Лёгок на помине.

- Семпай?

Кира подумал, что голос Като так странно звучит по телефону. Но, тем не менее, он сразу узнал его. Закуривая сигарету, он вдруг вспомнил о Като, и в эту же секунду раздался телефонный звонок. «Когда я успел дать ему свой номер телефона?» - Кира пообещал себе однажды обязательно это выяснить, но как-нибудь потом.

- Като. Как необычно для тебя.

По некоторым причинам он не задал тот вопрос, ответ на который хотел получить в первую очередь. Люди называют это «плохим предчувствием». А уж если дело касалось Като, то Кира и не сомневался в том, что за его предчувствием кроется как минимум катастрофа. Такая маленькая катастрофа размером в мало кому известного человечка. А ведь эта катастрофа если услышит обеспокоенный тон его голоса, то ведь обязательно сочтёт своим прямым долгом это обстоятельство прокомментировать. Уж лучше пусть остаётся так.

- Кира…

Голос тихий, срывающийся на хрипящий шёпот. Кира знал, что Като прижимает трубку к самым губам, он слышал его тяжёлое дрожащее дыхание. Потревоженное спокойствие - будто трещина на маске.

- Като, что случилось? Где ты сейчас? - чёрт с ней, гордостью.

- А я тут немножко упал, - на другой стороне провода Като попытался засмеяться. - Лететь было забавно, но после того, как я приземлился, так захотелось тебя увидеть или хотя бы услышать… я испугался, что у меня может больше не быть такой возможности. Ты ведь говорил, что я очень невезучий человек. Ты был чертовски прав… Вот я и звоню, чтобы сказать это. Даже номер вспомнил. А ведь, кажется, я его и не знал никогда... Как у тебя дела, а?

- Где ты? – если он скажет что-то ещё, голос непременно сорвётся.

…Като ещё что-то говорил, но Кира уже бросил трубку. Слова «Жди! Я скоро буду!» он прокричал, уже выбегая на улицу. В голове быстро - быстро сменялись картинки - улицы города. Он бежал, не видя ничего вокруг. Он боялся опоздать... Он и забыл спросить у самого себя: «Почему?»


* * *

То, что в данный момент делал Кира, ему самому казалось странным. Он подумал, что это первый раз, когда он за кем-то вот так ухаживает, сидя перед больничной койкой и сосредоточенно очищая яблоко. Он попытался представить то, как он выглядит со стороны. А когда представил, разозлился, но ничего лучше не придумал, кроме того, чтобы продолжить своё дело с ещё большим остервенеем. Впрочем, Като, лежащий на постели, не замедлил вслух произнести то, о чём ненадолго, но всерьёз, задумался сам Кира:
- Ну, ты прямо как заботливая мамочка.
Кира усмехнулся.
«И правда».
- Да, твоя совершенная безголовость пробуждает во мне материнские чувства.
- Мне называть тебя «мамой», семпай?
Кира оставил последнюю произнесённую Като фразу без комментариев, но, словно бы невзначай, дотронулся до ноги Като чуть выше гипса. В любой другой раз боль от лёгкого прикосновения не была бы столь острой. Като взвыл, прикусив губу.
- Ая-я-яй! Кира! Скотина! Нечестно! – возмутился Като, едва только боль улеглась, и тут же предпринял попытку отомстить, потянувшись за костылём.
- Но-но-но, не утруждай себя, Юи-тян, - милым голоском, от которого у кого-то менее тренированного, чем Като, наверняка кровь в жилах стыла, проговорил Кира и без всякого усилия одним движением ладони заставил Като лечь обратно. Юи продолжил шипеть и фыркать, сложив руки на груди и уставившись в одну точку за окном. Как на зло, на улице была прекрасная погода. Лёгкий ветерок раздувал шторы, принося запах вишнёвых лепестков. Като вдруг ощутил острую необходимость завалиться где-нибудь на травке, усеянной опавшими цветками и проваляться так, пока от дурманящего запаха голова не закружится. И не секундой меньше.
«Обязательно так и сделаю, только выйду отсюда».
- Юи-тян, не витай в облаках.
- Семпай, а меня сегодня выпустят подышать свежим воздухом? – спросил Като, оборачиваясь к Кире. Он тоже умел игнорировать некоторые обращённые к нему вопросы. Ясно от кого научился. Хотя, что уж тут можно было ответить?
- Нет, дыши, не выходя из палаты, - Кира немного раздражённо дёрнул подбородком в сторону распахнутого окна, не поднимая глаз. «Так ему, идиоту, и надо».
- Ааа? Что, правда? – протянул обиженно Като.
- Нет.
- Значит, да?
- Значит, я не знаю. Наверно.
- …Ты всё ещё на меня злишься…
- Ты спрашиваешь или утверждаешь?
- А ты так удивляешься?
- А ты дурак и не понимаешь?
- Нуу, ты меня им называешь по нескольку раз за час.
- И что?
- Стало быть, не без оснований, раз уж это происходит так часто.
- О, так ты это признаёшь?
- Ну, в данном случае, для того, чтобы получить от тебя ответ на заданный мною ранее вопрос, да. Потому что факт того, что я «дурак», оправдывает мою неспособность понять, злишься ли ты до сих пор или нет.
Кира усмехнулся. Като умел его удивить. Часто благодаря своей очаровательной прямолинейности и иронии с самого себя. Шутит же, как можно на такого злиться? А ответ на интересующий его вопрос…
- Знаешь, Като, думаю, что твоя «понятливость» здесь не причём. Дело во мне, в моей способности признать или продолжать отрицать вышеозначенный факт.
- Пфф, нет, семпай, я уже выдал свою суточную норму высокоинтеллектуальных мыслей. Давайте вы будете говорить проще, а?
- Я не буду отвечать, - ответил Кира, улыбаясь, вовремя прикусив себе язык, чтобы не ответить иначе.
- А, почему?
- Из вредности.
- Мстишь? Значит, злишься.
- Почему же? Совсем необязательно, - и почему же Кира чувствовал себя так хорошо, как кот, жмурящийся от удовольствия, глядя на недовольное лицо Като. Юи всегда поддерживал его игру, хотя зачастую принимал поражение, сдавался без боя или же подыгрывал, позволяя сохраняться этой недоговорённости, интриге в их отношениях. Потому что тем и интересна была эта игра.
- Яблоко будешь? – спросил Кира.
- Можно подумать, ты для себя его чистил. Буду, конечно.
Кира не успел положить первый кусочек себе в рот, потому что лицо Като уже было слишком близко. Поэтому, спеша отстраниться, он всунул тарелку ему в руки, а сам поднялся со стула и подошёл к окну. От наваждения подальше.
- Ммм, вкусно. Семпай, не хотите? – спросил Като, оборачиваясь к Кире. Захотелось любым образом заставить Сакуйю посмотреть на него, хотя делиться было жалко. Ну да, сейчас семпай разгонится и купится на подобную глупость, держи карман шире.
- Като, ты определись: называешь меня то по имени, то на «вы». Выбери что-нибудь одно.
- Тогда ты тоже.
- Не хочу. Слишком большой соблазн.
- Вот и у меня тоже, - ответил Като, не вникая в смысл, который Кира вкладывал в свои слова. Не факт, что сам семпай мог дать им разумную оценку. Наверняка, в эту же секунду Кира в своей голове прокручивает произнесённое и недоумевает, как вообще подобное могло только с языка сорваться. «Ага, думает что-то вроде: «Этот придурок вот наверняка же всё неправильно понял». Да я вообще не понял, не напрягайтесь, семпай. Делать мне больше нечего, кроме как думать о всякой херне, что водится в вашей тёмной голове. Мне, знаете ли, и свои тараканы спать спокойно не дают в последнее время. И, вот же чёрт, каждый из них, как две капли воды, на вас похож. Что за несправедливость. Мне бы для начала понять, почему они возникают, а потом уж разберёмся, почему они все о вас. Переклинило меня. И я слишком далеко зашёл».
- Эх, ладно. Где там твоё яблоко.
Кира вернулся к постели и присел на её край, и, соблюдая осторожность, опасаясь придавить больную ногу Като, наклонился, чтобы взять кусочек яблока. Первый, второй, последний. Яблоко было действительно вкусным и слишком маленьким для двоих. Кира задумался над тем, а не почистить ли ему второе.
«Ну чем я занимаюсь всё – таки?» - подумал Кира с тоской.
- Пошли лучше погуляем. Не могу больше тут сидеть, - запротестовал Като.
«Единственный, кто виноват в том, что сейчас тебе положен отдых и курс реабилитации, это ты сам».
- Подожди, я спрошу у врача.
- Да не удержит он меня на месте, если я встану.
- Ударить бы тебя, да рука не поднимется, - устало вздохнул Кира.
- Что ж так?
- Ты человек очень хрупкой душевной организации. Мало ли, что с тобой ещё может случиться пусть даже от самого незначительного воздействия.
- Раз ты за меня так переживаешь, помоги подняться.
- Тх, лучше бы ты голову сломал, а не ногу. Тогда никто и разницы бы не заметил, - Кира стоял над кроватью, сложив руки на груди и глядя на Като сверху вниз. Ещё и очки поправил, всем своим видом выражая крайнюю степень недовольства. Като решил, что подобные меры были приняты для того, чтобы даже до него дошёл сей простой факт. Но ещё ни один «поединок взглядов» Като за всю свою жизнь не проиграл.
- Вы, семпай, определённо злитесь, - усмехнулся Като, когда Кира всё же сжал протянутую ему руку, помогая Юи встать. И он не отпускал его, пока Като не оказался в чуть более - менее устойчивом положении, удерживая под подмышкой костыль. Привыкнуть к такому облику приятеля Кира никак не мог. Ему доводилось видеть Като и в более жалком состоянии, когда Юи и на человека не был похож, будучи беспомощным, абсолютно сломленным, безвольным, точно тряпичная кукла. В такие моменты вызывал Като только отвращение к себе. Но сейчас, опирающийся на костыли и с трудом делающий каждый шаг, Като улыбался, а его неровное дыхание срывалось на тихий безумный смех. И он не вызывал жалости, или желания помочь, или защитить. Он казался сильнее. С каждым шагом, чем труднее ему было дышать, тем нелепее выглядела улыбка на измученном лице. Кира шёл рядом с ним, иногда отставая, а иногда, будто бы случайно, невзначай, подставляя плечо, когда Като делал секундные передышки.
- Всё! Не могу больше! – Като без сил упал на траву под сенью вишен. Как и хотел. Блаженство. Закрыть глаза и заснуть.
- Вот ещё, будешь ты тут валяться. Не хватало ещё, чтобы ты спину застудил, вообще тогда ходить не сможешь, - и откуда все эти ревнивые интонации в голосе Сакуйи. «Я ему отец родной, что ли?» Кира плюнул, не дожидаясь ответа, и плюхнулся рядом с Като на траву.
- Да ладно, это всё мелочи по сравнению с потерей головы, - Като понял, что Кира только что остыл, так что злить его снова не стоило. Разговоры на отвлечённые темы, о ни о чём, всегда оказывали на Киру успокаивающее действие. Даже Юи это давно заметил и принял на вооружение.
- Только не в твоём случае, - ответил Кира, принимая эстафету. – Не льсти себе. У тебя головы никогда и не было.
- Тем хуже для тебя, а? – Като засмеялся. Но только не вслух, так, про себя.
Кира только усмехнулся в ответ. Сейчас бы неплохо было выкурить сигаретку. Цветущая сакура, светлое высокое небо, Като вот что-то себе под нос щебечет. Но Юи предлагать нельзя. А одному курить не так интересно.
Като лежал с закрытыми глазами. Может, даже заснул. Тренировки требовали усилий. Сил не было даже думать. Хотя, семпай наверняка по этому поводу бы пошутил, сказав, что Като это и ни к чему. И правда. Никогда Юи не приходилось сожалеть о содеянном, а думать о ещё несовершённом - дело неблагодарное.
Да, во всём, пусть и малоприятном, что с ним происходило, был смысл. Ничего не было сделано зря. И его последняя выходка, стоящая ему ноги, не была напрасной. Кира чистит ему принесённые им же яблоки – определённо, пережитое в тот день этого стоит. Это так забавно и необычно, Като теперь хватит впечатлений на ближайшие месяца три так точно. А там, неповторимый Кира-семпай, наверняка подкинет ещё какую-нибудь стрёмную идею. Как и в этот раз.
Собственно, Кира был не при чём, это Като и его пытливый ум, в любой ситуации отдающий предпочтение практике, а не теории. Вздумалось полетать. Не мог семпай знать, что его неосторожное замечание о том, что у Като нет крыльев, может быть истолковано Юи подобным образом. Как там самолёты делают? Разгоняются, всё быстрее, быстрее и срываются. И Като сделал так же. Только в отличие от самолёта полетел не вверх, а вниз. Зато, в отличие всё от того же самолёта, Като несказанно повезло, когда физические потери оказались столь ничтожно малы. Самолёт вряд ли отделался бы так просто. Дуракам везёт, нэ? Или, как это там семпай сказал? «Бог ненавидит идиотов». По-видимому, по этой причине в свою твердыню он их и не пускает. Пусть уж лучше на земле живут, нечего сумасшедших пускать на небеса. А Като так и вовсе особый случай. Нет, ему на небеса никак нельзя, ведь если там с ним не будет Киры, Като будет глубоко несчастен. А небеса этого не переживут. Ведь нельзя, будучи жителем Поднебесной, быть несчастным. Нонсенс. Като эту идею почерпнул из какой-то однажды читаемой им книги. Или это не он читал, а Кира. Но это, в принципе, и не важно.
А, к слову, что-то Кира ещё говорил, когда прибежал прямо к месту его, Като, приземления. Кажется, он много чего говорил. Только голос его был сбивчивым, тихим, неразборчивым. Като ничего не мог вспомнить. А может ничего и не было, а семпай, придя и увидев , что Като живой и почти что невредимый, обеспечил ему анестезию дружеским пинком, за оказанное неудобство, так сказать. А после ангелы в белых халатах аккуратно уложили его в багажничек машинки с мигалкой и повезли навстречу светлому будущему. Като мог поклясться, что в забытье ему снились райские ворота. Хотите верьте, хотите нет. Но, однозначно, он сидел там перед воротами, аки пафосный герой американского боевика и выкуривал последнюю сигарету. А потом к нему пришёл семпай... И потом снова пробел в памяти. Вот на самом интересном месте, как всегда!
Очнулся Като в белой чересчур светлой палате, стерильность обстановки которой его порядком напрягла. Когда чувства постепенно начали возвращаться к нему после долгого сна, он услышал голос его отца за дверью комнаты. Там в коридоре он что-то говорил доктору. Его громкий раздражённый голос становился всё невнятнее. Като едва мог разобрать слова, которые превращались в один поток, вязкий, холодный, бесчувственный, обволакивающий, забирающийся в тело через уши, нос, рот, оседающий на стенках лёгких, так что становилось невозможным дышать, тяжёлым осадком ложился на сердце, что то застыло неподвижно, тёк по венам, так что казалось тело вот-вот разорвётся. Последнее, что он услышал, был оглушительный удар, так словно кто-то со всей силы ударил кулаком в дверь его палаты. А после звуки исчезли. Като мог лишь плакать. Слёзы текли по его щекам, оставляя холодные неровные дорожки следов, и щекотали уши, так, что хотелось смеяться. С этими глупыми мыслями Като вновь заснул.
Он очнулся снова. За окном было пасмурно и серо, по стеклу барабанил дождь. Светлые стены и пол не были так раздражающе ярки, как при первом его пробуждении. Он вспомнил, что и Тогда шёл дождь. Испытанное чувство дежа вю его позабавило. Ничего не меняется. А потом пришли санитары всё в тех же белых халатах и... Като всегда плохо запоминал всякую ненужную формальную чушь. Потому этот эпизод его жизни проскользнул мимо него, не оставив воспоминаний.
А потом пришёл семпай. На самом деле. И все последующие события были ясны и понятны. Прочистка мозгов, шишка на лбу от которой до сих пор не сошла и прочее малоприятное. Семпай был в своём репертуаре. А над рассказом о райских воротах он очень долго ржал. И что бы Като делал без своего семпая?
Курс реабилитации в больнице проходил медленно, скучно. Иногда Като, лёжа в палате, по причине отсутствия у него всяких других занятий и каких-либо посторонних личностей в качестве гостей начинал задумываться о всяких бесполезных вещах. Как то, к примеру: почему Кира с ним общается? Почему проводит с ним так много времени, ругает, пытается воспитывать, остаётся рядом, когда Като по - настоящему паршиво, несётся как угорелый к нему после первого же звонка? Но Като, сколько не пытался, так ответа на эти вопросы и не нашёл, потому они были отнесены им в разряд необъяснимых. Можно было, конечно, спросить у самого Киры, это был самый наилучший вариант. Но Сакуйя с лёгкостью мог увильнуть от ответа, соврать или просто промолчать. И Като был практически уверен, что, скорее всего, что-то из этого Кира и сделает, но ответа Юи в любом случае не получит. И напрашивается вывод: зачем спрашивать? Не настолько это знание для Като важно. С другой стороны этот вывод наталкивал на размышления уже по другому поводу: а каковы причины, по которым Кира может избежать прямого ответа? Это уже было что-то интересное, и перспектива узнать это открывала перед Като прямо-таки новые горизонты в раскрытии тайны личности Киры Сакуйи.
- Кира?
- Ммм? Ты хотел что-то спросить, Юи-кун?
И когда только Кира успел так удобно развалиться на траве, положив свою голову на живот Като и прикрыв глаза, пригреться на солнце, готовясь заснуть... А ведь и в самом деле есть в нём что-то кошачье. Кот, который гуляет сам по себе. Его невозможно было приручить, не смотря на то, что он ни к кому открыто не проявлял симпатии или же наоборот агрессии. И ещё его хотелось погладить. Но из-за того, что это могло его спугнуть, Като своё желание затолкал подальше вглубь сознания. Единственное в их положении, что не нравилось Като, это то, что ему неудобно было смотреть на лицо Киры. А ещё в голове вертелась одна крайне весёлая мысль, которую Като не успел передумать озвучить:
- Семпай, а что вы будете делать, если я вас влюблюсь?
- Ммм, - Кира приоткрыл один глаз. Шутит Като или говорит серьёзно, не было столь важно, вопрос он задал конкретный. Вот только какого ответа он ожидает. Почему то не хотелось его разочаровывать. В конце - концов это было забавно, так что можно и подыграть. - Я задам тебе аналогичный вопрос. А что ты будешь делать? И разве ты об этом хотел спросить?
«Ну как всегда», - вздохнул Като. Но заданный Кирой вопрос совсем его не удивил, да и ответ его был вполне логичен:
- Ничего. Буду вести себя как обычно.
- Вот и я так же.
Приехали, и зачем было спрашивать? Ответ более чем конкретен. Но почему бы Кире и в этот раз не поддержать добрую старую традицию и не ответить что-то вроде: «Да ты, Юи-кун, совсем съехал с катушек. Нельзя тебе больше падать вниз головой». Это было бы куда проще. И в конце - концов это была правда. Но нет же, издеваться он горазд. Ну и ладно… Наверно, это даже к лучшему. Какая – никакая, а интрига.
Спустя десять минут молчаливого созерцания проплывающих над головой облаков, которые благодаря уставшему воображению из безобидных барашков и овечек начали превращаться во что-то совсем уж неподдающееся какому-либо описанию, Като пришёл к выводу, что его разговор с семпаем явно не клеится. Сколько раз он начинался, столько же и оканчивался, оставляя после себя ещё больше вопросов, количество которых возрастало в прямо пропорциональной зависимости с раздражением Като. В такие моменты обычно Юи ещё начинал злиться, как правило, в котором он никому и никогда бы не сознался, на самого себя. «Ты непоследователен», - говорил ему Кира.
- И это чертовски правильно, - сказал Като. Сказал так, словно бы в расчёте на то, что больше этого никто слышать не должен был, и Кира задумался над тем, сделать ли ему вид, что он ничего не слышал или нет. Молчаливый Като это как-то неестественно странно. Странность в общем и не может быть естественной, но в случае со столь предсказуемым кохаем его нехарактерное поведение казалось именно странным, и при этом неестественным, потому что в данной ситуации оно казалось… естественным?
- Странная неестественная естественность, - вслух сказал Кира то, о чём так глубоко задумался.
- Семпай? Я, конечно, уже привык к тому, что за вашей мыслью мне, бывает, не угнаться, но к чему всё-таки относится последнее ваше… эээ… высказывание? – не сдержавшись, спросил Като. Да, он и так слишком долго терпел эту пассивную атмосферу. Весна, цветущая сакура, голубое небо, голова семпая приятно греющая живот, сам семпай, приятно греющий всё остальное, какая уж тут серьёзность?
- А ты не догадываешься?
- Ммм? – мыслительная деятельность Като сопровождалась такими загадочными и интригующими звуками, что Кира даже приподнялся, перевернулся на живот и опираясь на локти посмотрел на Юи с нетерпением ожидая результата. Като взглянул на него, снова отвёл глаза, а потом резко поднялся. – А, знаю!
- Что, правда? – Кира позволил себе разыграть некоторое подобие удивления на лице. Одна бровь приподнята, так что и без того кривая усмешка уехала ещё больше в сторону. Но, по-видимому, Като всей гаммы эмоций, выраженной Кирой, не оценил, потому посмотрел на Сакуйю с недоумением. Пришлось подняться и сесть напротив Като, состроив серьёзную мину. Вздох Като совершенно точно свидетельствовал о том, что тот решил, что Кира над ним просто издевается.
- О происходящем сейчас вы говорили, - наверняка Като хотел сказать больше, но передумал.
- Ну да, Ты со мной в последнее время происходишь с завидным постоянством, - сказал Кира последнее, на что был способен, а после упал на траву, не в силах больше бороться со смехом.
- Блин, ну я же серьёзно, - сказал Като почти что обиженно.
- Верю, прости, - ответил Кира, всё ещё улыбаясь. Като нравилось, как Кира улыбался. Пусть и не улыбка то была, а усмешка, пакостная, насмешливая, шаловливая, но не мог он сдержаться, чтобы отказать себе в удовольствии смотреть на неё снова и снова. – Давай пересядем куда-нибудь в тень, а то меня тут с тобой солнечный удар хватит.
Кира сел под одним из деревьев, прижавшись спиной к широкому стволу, и потянул за собой Като, заставив того сесть опираясь на его грудь. Со стороны крыльца больницы их наверняка не было видно. Странно, что до сих пор никто не подхватился искать одноногого пациента. А Като, улыбаясь, подумал о том, что его дневная прогулка завершится тем, что из травматологического отделения его переведут в неврологическое. Нельзя же так резко!
- Привык же ты к роли клоуна, Юи-тян, - сказал Кира. Като не мог сконцентрировать. Чужое дыхание на своём затылке было дня него новым ощущением, к которому ему ещё только предстояло привыкнуть. А ответить что-то надо сейчас, а не спустя десять-пятнадцать минут, которые Като собирался потратить на изучение открывшихся ему новых ощущений.
- Только с тобой так получается, - ответил он. Услышав, что голос его совсем не дрожит и наоборот звучит даже более чётко, чем обычно, Като расслабился. «Ничего необычного не происходит. Это же Кира. Разве можно предугадать, что он может сделать в следующий момент. Просто Он... такой». – Знаешь, я как тебя впервые увидел, подумал, что есть в тебе что-то ни от мира сего. Ты был весь такой из себя равнодушный, скучающий, высокомерный. Ей богу, принц. И я тогда решил, что тебе ведь наверняка скучно. Ну, все подобные тебе герои вечно скучают. Вот я и решил, что тебя нужно развлекать, чтобы как-то поддерживать твой интерес. Отсюда и пошло.
«Ух ты, какое откровение», - подумал Кира и тут же про себя отметил, что зря иронизирует. Откровение и правда оказалось чем-то вроде новости, которую стоило бы обмозговать, прежде чем говорить что-то ещё. Он, конечно, знал, что он для Като не самый обычный человек, по всем параметрам, потому относиться к нему с насмешкой не стоит. Он ведь искренне всё это говорит. А сам Кира?
Идея почистить второе яблоко вдруг снова приобрела актуальность. По крайней мере, это бы означало хоть какую-то деятельность, что заняла бы руки и отвлекла бы тот желания придушить это блондинистое создание за то, что он заставляет Киру думать совсем не о том, о чём следовало бы.
- Вот как, - только и ответил он. Руки Киры обнимали Като за шею. Поздно уже было их оттуда убирать. Как и отнимать губы от светлого затылка. И перестать теребить кончики светлых прядей. Поздно, он слишком поздно осознал очевидное…
- А знаешь, я теперь не боюсь высоты. Я не боюсь падать. И знаешь почему? – спросил Като. Чувствуя себя так, как после пары глубоких затяжек, он не мог перестать улыбаться. Он чувствовал себя победителем в личной маленькой битве.
Кира догадывался, что его кохай имел в виду, но Като был так возбуждён, словно бы посетившая его мысль является самим божьим озарением, незачем его разочаровывать. Потому в ответ Кира лишь промычал что-то бессвязное. Впрочем, на данный момент он уже не был уверен абсолютно ни в чём.
Като фыркнул.
- Знаешь же. Хочешь, чтобы я это сказал вслух, – не дожидаясь ответа на свой невопрос, Като сказал: - Я не боюсь падать, потому что внизу меня всегда будешь ждать ты.
Осознание того, что для какого-то полоумного наркомана падший ангел оказался чудом, было более чем забавно. Как и то, что падший ангел был тому почему-то рад.
Кира тихо засмеялся.
- Боже, Като, расскажи мне, с какого неба ты на меня свалился?

* * *

…Он отчаянно хватал ртом холодный воздух вместе с дождём. Капли воды приятно холодили разгорячённую кожу. Като думал, что, если бы не дождь, он бы уже давно потерял сознание, и всё утратило бы смысл. Прижимаясь спиной к каменной стене того дома, крыша которого послужила ему взлётной полосой, Като, слушал сквозь шорох дождя гудки, доносящиеся из телефонной трубки. Он не помнил, как добрался до телефона - он словно бы ещё летел, действовал словно бы во сне. Он не контролировал свои дрожащие пальцы, набирающие случайный номер, своё сорванное хрипящее дыхание. В глазах кололо, от дождя, слёз или боли, и Като зажмурился, заставляя сознание работать, повторяя без устали одно и то же имя. И вот на другом конце провода раздался сухой равнодушный голос его ангела-хранителя…

- Като!

Не похоже, чтобы голос Киры звучал равнодушно, странно как-то.

- …Чёрт… Неужели я всё-таки отрубился? - тихо проговорил Като, наблюдая за тем, как сквозь серый туман и дождь к нему бежит Кира. Растрёпанный, мокрый, так же как и Като тяжело дышащий, словно совершивший экстренную посадку в нелетную погоду сорвавшись со своих Небес. Да, погода то и правда нелётная. И ведь Като кто-то да предупреждал. Семпай ли, гидрометцентр ли, , коллективное – бессознательное ли – он не помнил.

Юи уже не чувствовал боли. Только в уголках губ, где запеклась кровь, немного кололо, когда он засмеялся, прежде чем упасть в забытье. Жаль, он не сможет рассмотреть получше лицо Киры. Так уж и быть, на этот раз он позволит ему сохранить статус невозмутимого семпая, но не надолго. Пусть тот только дождётся...

@музыка: Oasis - "Bag It Up"

@темы: fanfiction

---

Доброго времени суток.

[паб имени (петли) Линча и прочих радостей]

Что-то типа фика. Писалось на 2 тур фикотурнира у  Aelen, в котором в качестве ключа предлагались карты Таро.

Карта – XIII, Смерть.
Автор: FluchSchmetterling
Название: Finita.
Фэндом: Angel Sanctuary
Персонажи: Юи Като, упоминается еще несколько.
Ахтунги:суровый джен суров, но особо рьяные слэшеры могут с микроскопом что-нибудь углядеть. Маленькое расхождение с каноном. Безбетен. Вероятен ООС.


Нет, уже даже не смешно. И предыдущие несколько раз – сколько их было? два? три? – тоже. Не смешно. Смерть не бывает смешной, не бывает приятной, даже если она не окончательна. Хотя… если эта – последняя, то Като согласен потерпеть. Не то чтобы так хотелось, но заколебало. Умирать и воскресать. Потом снова умирать и снова воскресать. Потом… ну, понятно.
Хочется курить, да только свою зажигалку он потерял где-то. И спичек нет, вот же дьявол!..
Дьявол. Люцифер. «Хай, пипл! Меня зовут Като. В данный момент я подыхаю у Врат Ацилута – у двери на Небеса, если кто не понял. Меня собственными руками прикончил Дьявол, которого я много лет знал по именем Киры Сакуйи, и это было самое предательское предательство в моей жизни».
«Чтоб ты сдох, Кира, – думает Като. – Чтоб ты сдох, Сакуйя, Люцифер, Люцифиэль, Нанацусайя…»

Хочется курить. Да, такая смешная штука: тело уже почти ничего не чувствует, но хочется. По старой памяти. Как фантомная боль в давно обрубленной конечности. В принципе, раз фантомная, значит, скоро исчезнет, но Като всё равно нащупывает дрожащей рукой пачку сигарет. Время тянется до отвратительного медленно, а мысли – наоборот, чересчур быстро. Например, за десяток секунд, которые проходят между «хочу курить» и прикосновением пальцев к почти пустой измятой упаковке, он успевает подумать, что напоминает себе стрёмного парня в капюшоне из не менее стрёмного американского мультика. Того самого, который погибал в каждой серии, а его приятели кричали: «Они убили Кенни! Сволочи!» Като, конечно, умирал всего три раза, но кажется – много больше. И ни из одной смерти ничего не вынес, кроме того, что это больно и скучно. Ну, может, не только это.
Первый раз было страшно. Вообще-то, существует множество вещей, которые страшно делать впервые, но путешествие на тот свет затмевает их все. Тогда он сделал несколько выводов: во-первых, нужно хорошенько прислушиваться к словам Киры; строго говоря, Като еще был жив, когда понял – падал на грязный асфальт, поражаясь красоте незнакомого иностранца, у которого только что купил дрянь. Во-вторых, потустороння нечисть существует; в-третьих, христиане многие века сильно заблуждались, представляя ангелов созданиями, полными мудрости, добра и света – один из них вселился в него, другая – распорола ему брюхо. В-четвертых, никому – подтвердилось – нельзя верить; в-пятых, никогда у него еще не было таких красочных глюков, но последнее вскоре пришлось отмести как несоответствующее действительности.

А сигарета осталась всего одна, но времени, отпущенного Като, как раз на одну и хватит. Пока рука с зажатой между пальцами единственной поднимается ко рту, он вспоминает второй раз. Надо сказать, он был такой же неприятный, как и первый, особенно если учесть, что помирать мертвецу – не очень естественно. Эта смерть подарила ему еще немного вселенской мудрости. Во-первых, никому – дополнилось – нельзя верить, и себе тоже. Во-вторых, наверное, стоило лучше относиться к Мудо в школе. Наверное. В-третьих, сестра правда любила его, а он поступил с ней, как последняя свинья.
Этот кинотеатр собственного подсознания он не смог забыть до сих пор. Мерзкое чувство: нет ни воли, ни желаний, не сбежать и не уйти, а на экране неспешно сменяются один другим эпизоды его бессмысленного и глупого существования. А потом в зале появился Мудо и вытащил его оттуда. При жизни Като так благодарен… нет, при жизни он никому не был так благодарен. С жизнью у него вообще хреново вышло, если быть до конца откровенным.
Фильтр касается губ – та же замедленная съемка, почти покадровая, – только Като этого практически не ощущает; осознает; как и то, что спичек как не было, так и нет, и зажигалку свою он больше не увидит. За несколько разочарованных вдохов и выдохов он проматывает в мозгу третий раз.
Тогда Като изведал всю глубину своего идиотизма – кажется, некоторые называют это гордостью, а еще – желанием вернуть долг.
«Хех, смерть сильно меняет людей». Обнажает характер, делает похожим на оголенный провод – заставляет чувствовать себя.

***

– Выбирай, станешь ли ты охранником Алекс и окажешься втянутым в войну Ада и Небес или станешь человеком и попадешь в Рай, – скорбное, как и всегда, лицо Уриэля не давало никаких намеков на то, какое решение тот ожидал услышать.
– Действительно, забавное предложение. Любой предпочел бы отправиться в Рай, – Като замолчал на несколько мгновений. – Слушай сюда, Уриэль. Не пойдёт! Я не буду ублажать старика, чтобы он отправил меня в Рай! Я скорее умру за того, кому нужен! – так было необходимо; не кому-то еще и даже не ангелу в черном. Так было необходимо Като. К тому же, Энра-О не так давно подложил ему приличных размеров свинью, и хотелось свести счеты.
Тень улыбки на лице Уриэля оказалась удивительно теплой.

***

Чистой воды самоубийство, полностью осознанное и полностью принятое. С мрачной весёлостью, отдающей лёгким безумием, – навстречу очередной смерти. Выводы Като делал, пока постепенно исчезало его тело. Во-первых, Мудо сделал чрезвычайно забавную физиономию, когда понял, что – всё, Като не выберется; интересно было бы увидеть её такой еще разок. Во-вторых, умерев пару раз, Като стал больше походить на человека. В-третьих, хорошо быть кому-то нужным. Просто потому, что рядом.

«Бойся своих желаний, даже самых мимолетных… ха, у Сец-тяна опять было такое лицо. Спасибо всем. С вами было весело, черт подери».
А теперь он подыхает здесь, потому что хотел убить Киру, который предал всех, который предал Сецуну, который предал его. Который, в конце концов, убил его. Который был единственным человеком, считавшимся Като кем-то вроде друга. Кира Сакуйя. Нанацусайя. Люцифер.
Чья-то тень заслонила свет. Като сфокусировал взгляд и почти автоматически прикурил от чужой сигареты. Он уже ничему не удивлялся.
«Как там, я человек, которому снится, что он бабочка, которой снится, что он человек, которому снится…»
Мало ли, какие могут быть предсмертные галлюцинации. Кира Сакуйя. Настоящий. А может, Като сейчас умирает от передозировки, а все смерти, ангелы и демоны, и Мудо-Алексиэль как раз и были долгой, чрезвычайно увлекательной «сказкой на ночь», подкинутой воображением.
– Я смотрю, ты совсем расслабился, Юи-тян.
Като закрывает глаза. Почему-то ему невыносимо хочется засмеяться.
– Какой же ты всё-таки мудак, Саку-тян…
– Мудак бы не дал тебе прикурить, – рассудителен, как обычно.

И мир перестает существовать для Като Юи, как и Като Юи перестает существовать для мира.

@темы: fanfiction

---

Добрый день!

[Токийский Пельмень]

Во-от решила выложить пару фоток нашего домашнего косплей-оридженала!
Тапкам чур не бить! =____=

---

[Седая Верба]

Достучаться до небес
Автор:  Седая Верба
Фэндом: AS
Персонажи: Алексиэль, Росиэль.
Рейтинг: G
Жанр: angst
Предупреждение: ООС
Посвящение: самому близкому в моём безумном безумии человеку - близняшке  [...Soulless...]
Disclaimer: (с) Каори Юки
Размещение: исключительно с разрешения автора

Безумие оставляет свой след...

Безумие оставляет свой след не только на том, кого поражает, но и на тех, кто рядом. Алексиэль смотрела на брата, и в доселе ничего не выражавших глазах впервые зарождалось чувство – и чувством этим была жалость, граничащая с помешательством.
Нанацусайя дребезжал в её руках. Голос меча эхом отражался в сознании: «Убей! Пронзи его сердце! Ведь это так просто – один удар! Ведь ради этого мы затеяли войну!» Нанацусайя хотел крови. Нанацусайя не дрогнул, когда почувствовал присутствие Архангела Огня – его память не хранила воспоминаний о тех днях, когда у него были брат и звучное имя Люцифиэль.
Было одно «но» - Алексиэль помнила о своём близнеце всё.
Росиэль – искажённое отражение, негатив перевёрнутых цветов – гулко смеялся, и от смеха его становилось горько. Безумие разрушало его тело, уничтожало разум и подтачивало дух. Алексиэль знала это, как знала и то, что не имеет права не исполнить данного брату обещания.
- Росиэль, - позвала она, и ласковая, почти материнская улыбка едва заметно дрогнула. – Иди ко мне, мой хороший.
Росиэль улыбнулся страшной улыбкой и с радостью, на которую способны только дети, бросился к сестре. Он и казался несуразным ломаным подростком – его неорганическое тело разрушалось под напором огромного мира, живого и органического.
- Алексиэль! Ты, наконец, пришла, моя дорогая сестра! Ты, наконец, пришла! Ты убьёшь меня, милая сестрица, ведь правда?
Он говорил, как ребёнок. И в глаза ей заглядывал, как ребёнок – с той чистотой и невинностью, на которые способны лишь дети да помешанные.
- Конечно, милый. Ведь я люблю тебя, как никого другого.
Когда Росиэль распахнул объятия для сестры, Алексиэль, занося меч, уже знала, что рука её дрогнет.
Чуть позже, ожидая Небесного Палача в своей темнице, Алексиэль не сожалела о содеянном и не корила себя за слабость. Лишь думала, что её маленький братец вновь остался один.
С холодной иронией Органическая отметила, что мироздание, наконец, вняло её мольбам и уравняло Трёхкрылых: оба – приговорённые пленники, каждый в своей темнице.
Дверь неслышно отворилась. Запахло древесной корой и сырой благодатью земли.
- Здравствуй, Уриэль, - не оборачиваясь, произнесла Алексиэль.
Звякнули цепи. Смерть обещала быть быстрой.

А на другом конце мироздания бился в своей темнице Росиэль, пытаясь достучаться до небес. У него впереди были тысячи лет, чтобы довести своё безумие до совершенства и забыть о взятой с сестры клятве.
У него впереди были тысячи лет, чтобы смешать любовь с ненавистью.

@темы: Алексиэль, gen, Росиэль, fanfiction

---

Опять Большая просьба!

[Токийский Пельмень]

Мне нужны картинки Где Мед Хеттер к котсюме в черно-белую полосочку! Ибо опять мне не везет не могу найти тот косплей!

---

Мое скромное "Вя!"

[Amadey Nemez]

Название: И ты никогда не умрешь...
Автор: Amadey Nemez
Персонажи: Росиэль, Катан. POV Росиэль
Отказ от прав: мои только эмоции

… —Я могу пойти… туда, где Катан..?
—Да.
—Вместе с тем, кого я люблю.
Я обниму его крепко-крепко, задушу в объятиях… так, что он…
(с) Yuki Kaori
Angel Sanctuary
20-й том
4-ая глава

если интересно

Меня нет. Я все еще чувствую, значит, где-то нахожусь, но… Меня не существует без него. Я так надеюсь, что
Это сон. Кошмар. Что угодно. Только не реальность. Это слишком жестоко.
Сколько я здесь нахожусь? Я потерял счет времени. Оно для меня не значит ничего. Все теперь потеряло смысл. Мне это безразлично.
Как же я хочу перед тобой извиниться. Но разве ты меня простишь? Наверно, я схожу с ума. Опять. Такое невозможно простить.
Да, ненавидь меня. Я и сам себе никогда не прощу. Теперь моя очередь страдать от беззаветной любви. Я это заслужил.
Нет, я все-таки сошел с ума. С кем я разговариваю? Его здесь нет. Это пустые слова. Она солгала. Я больше его не увижу.
Да что же это?! Как же так? Почему так больно? Как будто раскаленным клинком прямо в сердце. Жжется…
Почему с нами так? Это и есть смерть? Вечная пустота и одиночество? Один на один со своей виной?
Нет, это неправильно! Так не может закончиться! Я ведь… я даже… не успел ничего сказать. Хотя, что тут скажешь? Все, что я хочу сказать, предназначено тому, кого уже не вернуть.
Никогда себе не прощу…
Откуда-то доносятся звуки далекой войны. Не хочу это слышать, не желаю участвовать. Я уже все потерял. Все равно, пусть я схожу с ума!
Мой чистый маленький ангел, я так виноват. Почему все так несправедливо? Почему мне дано было понять, что ты для меня значишь, только тогда, когда я тебя лишился? Я только хочу, чтобы ты жил. Нет, не так – я хочу, чтобы жил только ты. Мне все равно, грех ли это, но все, чего я желаю – быть рядом с тобой. Любить. На что это похоже? Я никогда не испытывал ничего подобного. Должно быть, это сладко. Но сейчас
Это невыносимо. Оно было так близко, мое счастье. Это и есть конец сиятельнейшего из ангелов? Нет, это конец самого ненавидимого существа на свете. Пусть так, я это заслужил. Но, Господи, как же больно…
Что я несу? Бога здесь нет. Здесь нет никого, кроме меня. Мой личный Ад. Мои Небеса. И никто нас не спасет.
Я больше не увижу тебя. Ты был моим вечным сладким грехом. А я… Я так и не узнал, на что это похоже, что же значит это запретное слово.
Слезы ртутными дорожками текут по щекам…
Слезы по щекам?!
Вместо уже приевшейся темноты появляется красноватое свечение, словно свет бьет по закрытым векам. Наудачу открываю глаза. И тут же закрываю их снова, потому что сияние, которое словно бы исходит не из одного источника, а сразу отовсюду, ослепляет. Еще некоторое время на сетчатке сохраняется отпечаток – большое ярко-желтое пятно, а потом затухает.
А я думал, что у меня больше нет тела.
Вслед за светом приходит звук. Мерный, все нарастающий гул. Как будто тысячи голосов поют в унисон. Или плачут.
Почему это чувство так знакомо? Словно кто-то большой и сильный закрыл тебя своим крылом и оберегает, как мать. Мать?
Адам Кадмон!
— Да, дитя мое. Мой дух угасает, но у меня еще остались силы. Твоя душа так горестно плачет. И я пришел на ее зов. Ты пережил столько горя и боли, что не заслужил уготованной для тебя участи, Росиэль, — произносит голос, полный материнской ласки.
Сияние пред закрытыми веками трепещет, но я не открываю глаза, потому что боюсь, что это видение исчезнет.
О чем он говорит? Я это заслужил, ведь я убил единственное дорогое мне существо. Своими собственными руками.
— Это правда, — печально ответствует голос. — Но ты сделал это не по собственной воле. Ты сошел с ума. Дитя, ты на такое не способен. Настоящий ты, такой, каким ты был.
Настоящий? Да, я снова хочу стать таким. Ты был прав, я хочу вернуться в то время. Безмятежное, в те полные тепла дни.
— Это возможно. Правда, я не смогу сделать вас таким, как тогда. Только если вы сами такими станете. Все в ваших руках. И если ты таким видишь свой рай, я дам его тебе, мое возлюбленное дитя.
Что, это правда? Он позволит нам жить с тобой? Невероятно.
— Нет, не жить. Я не могу вернуть вас к жизни. Я только могу создать для ваших душ маленький мирок, где вы будете вдвоем.
Вдвоем? Неужели, наконец-то одни? То, о чем я всегда мечтал. Это
Невозможно. Ты не за что не согласишься остаться со своим убийцей. Ведь, что бы ни владело мной в тот момент, именно мои руки лишили тебя жизни.
— Он не винит тебя, Росиэль. Его душа так же мечтает воссоединиться с твоей. А теперь скажи, ты согласен остаться там до конца всех времен, не перерождаясь, не возвращаясь в этот мир, навеки в облике духа, имея плоть лишь друг для друга?
Согласен ли я? Да я только того и желаю! Все время рядом с тобой. Если ты этого тоже хочешь,
Я счастлив.
— Хорошо, дитя. Ты сделал выбор. А сейчас открой глаза.
Отнимаю от лица ладони, которые, как оказалось, я плотно прижимал к нему все это время. И вижу коридор, состоящий из прозрачных световых частиц. Ослепительный свет оказывается за спиной.
— Иди, Росиэль. Он ждет тебя. Прощай.
Он уходит? Почему? Куда?
— Я не могу остаться. Мое время здесь окончено, я израсходовал все свои силы, чтобы восстановить справедливость. Но я все равно не жалею об этом. Будьте счастливы, дети мои.
Нестерпимо-яркий свет начинает угасать, и, наконец, пропадает совсем. Я опять один.
Когда он уходит, и исчезает это ощущение защищенности, становится страшно.
Я не вижу конца коридора. А что, если я не дойду до тебя? Что, если мне суждено вечно идти по нему в поисках тебя?
Ты мне нужен, мне так страшно. Ведь это правда? То, что он сказал? Правда, что ты не винишь меня в своей смерти?
Но, как же так? Ты прошел такой путь, чтобы найти меня, а я…
Слезы снова обжигают лицо.
Почему ты не скажешь, как всегда: «Не плачьте, Росиэль-сама»? Почему? Неужели он солгал? Где ты? Ты мне так нужен сейчас. Где ты? Почему я не могу найти тебя? Я не вынесу этого снова. Только не теперь, когда нам была обещана встреча.
Где ты? Я не вижу тебя. Пожалуйста, я сойду с ума, если не найду тебя. Пожалуйста. Я хочу тебя увидеть, я хочу услышать от тебя эти слова.
Я тебя не вижу, но слышу твой голос. Ах, это сладкое безумие! Воспаленное воображение рисует вдалеке фигуру, тянущую ко мне руки в молящем жесте.
«Давайте вернемся в то время, в которое вы бы хотели вернуться…»
Грегори умирают, служа своему хозяину. Я думал, что навсегда лишил тебя этой участи. Но я лишь оттянул ее срок.
Тень впереди мешает рассмотреть дальнейший путь. Я так хочу поскорее найти тебя. Мне так много хочется тебя сказать. Я так устал прятаться и притворяться. Устал делать вид, что мне все равно, когда сердце разрывается на части. Как же я хочу тебя увидеть. Пожалуйста…
Тень впереди уплотняется и обретает очертанья. Вот появляются ноги в высоких сапогах и темно-синих брюках, следом – мускулистые торс и грудь, обтянутые плащом того же цвета, спускающимся до щиколоток, плечи, шея, голова с короткими пепельными волосами и серьгой-крестом в ухе. На лице – неуверенная улыбка. Не скрою, я ожидал увидеть того маленького грегори из моих видений. Но и взрослый, ты такой родной. Долгожданный. Я рад увидеть тебя любым.
На пару мгновений мое сердце перестает биться. А потом начинает колотиться о ребра с такой силой, что становится больно. Но это сладкая боль. Словно мы все еще живы. Ты и я.
— Катан!
Как же я рад тебя видеть.
Твоя улыбка расширяется, и ты раскрываешь объятия, будто приглашая.
Спотыкаясь, я бегу к тебе. Ноги, как во сне, не хотят слушаться. При виде тебя на душе становится так легко, что все прошлые тревоги кажутся пустяками. Слезы облегчения ручьем текут из глаз. Похоже, я наплакал за это время, как минимум, озеро.
Ты идешь мне на встречу, не в силах оставаться безучастным.
Вот, наконец, последний шаг, и я кидаюсь тебе на шею, цепляясь за широкие плечи, утыкаюсь лицом в грудь и реву уже в полный голос, не сдерживая чувств. Ты обнимаешь меня, прижимая крепче к себе, гладишь по волосам и шепчешь: «Тише, не надо плакать, Росиэль-сама. Все хорошо. Все будет хорошо». - А у самого голос дрожит.
Ты такой теплый, мягкий. Такой живой. Крепче стискиваю тебя, приникая всем телом. Оно так истосковалось по теплу.
Я столько хотел тебе сказать. А сейчас все слова словно выветрились, пропали, стали не нужны. Мы стоим, обнявшись, посреди коридора в вечность. Мне больше ничего не нужно.
Все же пытаюсь сказать, глотая слезы, тянусь к уху.
— Мой Катан… мой милый Катан. Прости меня, это все я виноват. Если б… — Ты прижимаешь палец к моим губам, качая головой.
— Тс, не надо слов. Я ни в коем случае вас не виню. Но не надо вспоминать. — Я киваю в ответ, целуя твои пальцы.
Конечно, все, что захочешь.
Ты смущенно смеешься, отнимая ладонь. Не привык к такому. Ну, ничего, я это исправлю.
— Ты правда рад меня видеть? — Твоя улыбка – лучик солнца.
— Я люблю вас. Вы пойдете со мной?
— Да. — Я берусь за протянутую руку, сплетая пальцы. Сердце сладко сжимается в предвкушении.
Мы стоим на террасе маленького домика. Деревянный пол греет босые ступни. В воздухе пахнет весной. Все окружающее пространство скрыто плотной пеленой тумана, слегка мерцающего в свете невидимого источника. Из этой дымки к террасе опускаются тонкие ветви с нежными розоватыми лепестками. Где-то рядом слышится журчание ручья.
Какое же счастье – остаться наедине. Слова, что ты сказал, пробегают дрожью по позвоночнику. Я боялся даже мечтать услышать их. А тут, так просто.
Тепло и нежность переполняют меня. Я отворачиваюсь и подхожу к высоким перилам.
Мы слишком долго играли в эту жестокую игру, где никому нельзя было чувствовать. Но здесь нас никто не услышит и не накажет. Да, именно об этом я мечтал.
— Я люблю тебя, Катан.
Даже не думал, что это так приятно.
Ты подходишь ближе. Чувствую твое горячее дыхание на затылке, твои руки обвивают меня и прижимают к груди. Теперь можно и расслабиться, откинуть голову на плечо. Как хорошо. Твои губы скользят по волосам и прижимаются к изгибу шеи.
— Теперь я вас не отпущу. — Твой шепот щекочет кожу.
У меня вырывается тихий смех.
— Как хорошо, что ты больше никогда не умрешь.
Ты тоже смеешься в ответ. Запрокинув голову, нежно сцеловываю улыбку с твоих губ. Сам улыбаюсь. Никак не могу перестать.
Теперь мы всегда будем вместе. Никто не посмеет потревожить нас, разлучить. Я больше никогда не оставлю тебя. Больше никого не нужно винить, ни о чем не нужно беспокоиться. Наконец-то можно просто жить, пусть и после смерти.
Осознание этих слов каплями росы или тумана оседает на нас, пробирается под кожу, проникает в самое сердце и разливается там теплом. Какое счастье. Ощущать твое дыхание своей кожей, стук твоего сердца своим телом, твою любовь всем своим существом и знать, что отныне так будет всегда.
— И ты никогда не умрешь… — Я разворачиваюсь и припадаю к твой груди.
Смеясь, ты ловишь прядь моих волос, трепещущих на легком ветру, твои сильные руки увлекают меня за собой, и мы медленно и мягко опускаемся в высокую траву у ручья.
— Мы, — поправляешь ты, проводя пальцами по моей щеке. — Мы никогда не умрем.
Прикасаюсь в ответ к твоему лицу, пытаясь заново выучить каждую черточку. И закрываю глаза.
Да, мы. Теперь навсегда.

Росиэль

КОНЕЦ